От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Шрифт:
Накануне выхода эскадр, 31 августа, на берегу, в Палермо, завязалось кровавое побоище между турецкими матросами, которые грабили местных жителей, и горожанами. Десятки людей погибли в поножовщине. Турецкие матросы взбунтовались, их поддержали офицеры. Поход ни тем ни другим не приносил привычного дохода, и экипажи, несмотря на уговоры Ушакова, наотрез отказались участвовать в войне. 1 сентября турецкая эскадра ушла в Константинополь.
На рейде Неаполя командир отряда английских кораблей коммодор Троубридж плотно прикрыл дверь и приказал никого не впускать.
Только что он получил долгожданную почту из Палермо от Нельсона. Секретный пакет доставил лейтенант, который передал на словах, что не сегодня-завтра в Неаполе должна объявиться русская эскадра, а турецкие корабли ушли домой.
Англичанин вскрыл пакет. В нем оказалось два письма Нельсона. По мере чтения самодовольная улыбка расплывалась на лице коммодора. Прочитав письма, он сказал лейтенанту, что приказ адмирала понят отлично и принят к исполнению.
Троубридж вызвал командира корабля и приказал послать на берег двух офицеров, немедленно собрать всю команду. На остальные корабли так же вернуть всех матросов с берега. Необходимо на всякий случай проверить кабаки и притоны. Завтра здесь могут оказаться русские, они не должны встретить на берегу ни одного английского матроса и солдата. Самое главное — изготовить корабли к походу. Как только прибудут русские, сразу же в тот же день уйти в Чивита-Век-кию. План Нельсона был прост, но коварен.
Рим обороняли 2500 отборных французских солдат и офицеров во главе с генералом Гарнье. Они надежно обороняли город, неаполитанцы и австрийцы бежали, разбитые в пух и прах. Но Гарнье знал, что Суворов наголову разгромил на севере генерала Макдональда, а совсем недавно — храброго Жубера. А Бриндизи, Манфредония, Неаполь взяты штурмом десантом адмирала Ушакова, Анкона и Генуя блокированы русскими кораблями. Последними обстоятельствами и воспользовался Нельсон.
Через Троубриджа при содействии кардинала Руф-фо вступил в тайные переговоры с Гарнье. Вот-вот русские, мол, захватив Неаполь, двинутся на Рим, и тогда французам несдобровать.
Англичане предлагали почетные условия — французы сдают Рим англичанам и со знаменами, оружием и всем имуществом беспрепятственно пропускаются через Чивита-Веккию на транспорты и отправляются домой.
Нельсон жаждал быть первым хотя бы в Риме, не важно какой ценой. За счет русских, конечно. И главное, боевой отряд французов укреплял гарнизон Генуи, куда слишком быстро приближался фельдмаршал Суворов.
7 сентября русская эскадра вошла в Неаполитанский залив. Первым прибыл с визитом к русскому флагману коммодор Троубридж. После привычных приветствий и любезностей, объяснив обстановку в Неаполе, коммодор попытался откланяться.
— Каков план действий господина коммодора против французов? — Ушакову не внушали доверия и слишком скоропалительный визит, и явно нервозное поведение англичан.
— Я имею цель идти на север, — коммодор несколько медлил, он был не совсем готов к ответу, — в акваторию Чивита-Веккия, там крейсируют два моих фрегата.
— Как долго и где будете продолжать плавание? — спросил Ушаков.
— В Палермо, сэр.
Ушаков в упор смотрел в бегающие глаза коммодора, сказал:
— Чивита-Веккия не должна упустить неприятеля. Союзные обязательства надобно выполнять.
— Да, сэр, мы будем принимать все меры, по возможности…
Ушаков кивком дал понять, что визит окончен: «Из этого союзника ничего не вытянешь».
Спускаясь в шлюпку, Троубридж облегченно вздохнул.
С наступлением темноты английские корабли выскользнули в море и взяли курс на Чивита-Веккию.
После коммодора прибыл с докладом капитан 2-го ранга Белли.
Ознакомившись с рапортом, Ушаков смотрел в упор:
— В капитуляциях, кои мы подписывали, усматриваю упущения немалые и по странности, — Федор Федорович не спускал глаз с Белли, — все они написаны на пользу англичан.
Краска медленно залила лицо англичанина на русской службе.
— Но не на славу и честь российскую и государя императора, — закончил Ушаков.
Он отпустил Белли. «Сколько можно россиянам сих прихвостней терпеть? А вот, поди же, орден генеральский получил от государя, не чета мне, а я не был в ходатайстве за него».
Вошел адъютант, лейтенант Балабин. Ушаков пригласил его к столу, вестовой только что принес чай.
— Повеление государя ныне имеем и доверенность корон Обеих Сицилии послать войска в Рим в Чивита-Веккию и прочие места Римской области освобождения для оных от французов, — Федор Федорович отпил чай, с кормы тянуло ночной прохладой. — Даю вам, Петр Иванович, доверенность полную о заключении капитуляции. Надлежит не позже послезавтра выехать к Риму, дабы войска наши упредить.
Балабин понимающе кивнул головой. Прощаясь, адмирал назидал:
— Полковник Скипор с войсками и с неаполитанцами выйдут не ранее трех дней спустя, а вы поспешайте…
Федор Федорович еще в Палермо усмотрел в поведении англичан притворство. Разговор с Троубриджем утвердил его в том, что союзники замышляют за его спиной неладное.
На следующий день рано утром на берег свозили десант, пушки, амуницию. Для марша на Рим Ушаков выделил 820 офицеров, матросов и солдат под командованием полковника Скипора.
После обеда в сопровождении русского поверенного при короле статского советника Италийского и офицеров Ушаков съехал на берег и осмотрел Неаполь. По улицам он шел открыто, без вооруженного эскорта. Обыватели, узнав, что это «самый главный русский», останавливались и с почтением кланялись. Все осмотрел Ушаков, заглянул и в места, где томились пленные, на душе стало скверно.
Состоялась его встреча и с кардиналом Руффо. Последний на все лады расхваливал русских моряков.
— Признание вашего преосвященства снискали войска наши, сие похвально, — Ушаков с любопытством всматривался в откормленное лоснящееся лицо кардинала, — но, — адмирал сделал небольшую паузу, — усматриваю нынче в градских кварталах беспокойств немало. — Метакса переводил довольно медленно, итальянский он знал хуже турецкого и английского. — Разумею, что казнь виновных начала приводить многих в содрогательство и в сожаление, которое час от часу умножается.
Кардинал прикрыл глазки, ответил:
— Всевышний Господь карает клятвоотступников…
— Милосердие и прощение впадших в погрешность богоугодное благодеяние. — Ушаков не мигая смотрел на Руффо. Невольно всплыл в памяти дядя его, настоятель Санаксарского монастыря преподобный иеромонах Федор, сосланный Екатериной II на десять лет по делу Емельки Пугачева…
«То-то терпели муки за оных бунтовщиков, а ты их в крови топишь. Видимо, слуги Божьи по-разному паству свою ограждают».