От репрессий к свету. Том 2
Шрифт:
[Мы с Вишневской не сговаривались, а она тогда сказала то же, что я вижу и высказал здесь теперь, и что видно в приведённых здесь цитатах, что, вне всяких сомнений, и было на самом деле. Столько доказательств и приводится потому, что при всём этом, как это ни поразительно, находятся их отрицающие, и это оказывается возможным именно в силу неправдоподобия самого сталинизма. Вот как всё сложно! – Авт. ] [Добавляю ещё. Ведь самое парадоксальное, что мы себя чувствовали счастливыми, и власти не осуждали. Мы наоборот, считали, что они могли бы брать ещё больше. Например, мы считали, что Сталин ходит в простой шинели и работает в Кремле день и ночь.
«Что мы за народ такой? Неужели мы совсем лишены чувства достоинства, чести, задавлены низменным страхом, коль позволили сотворить над собой такое? Нет, русский народ не труслив. На войне безоружные солдаты шли в атаку на верную смерть, готовы были умереть, защищая отчизну. Но кому хочется умирать просто так, как последней скотине? Где-то в подвале, тайно избитым, униженным, замученным, под пытками своих же соотечественников-палачей? Во имя чего? Ведь голоса твоего, как ни кричи, никто не услышит. Нет, это не страх, а гораздо хуже, – это безнадёжность. Впервые мне со всей ясностью представилась патологическая ложь всей моей прошлой, настоящей и будущей жизни в этой стране.»
[И всё-таки, каков же ответ? Почему? Да потому, что партийная верхушка начала всё больше и больше сознавать ошибочность всего, что они сотворили, идейных коммунистов постепенно вытеснили карьеристы, только прикрывавшиеся фразой и силой, и чем дальше, тем больше. Ничего не жалели ради этого, в круговой поруке с единомышленниками, круша всё на пути. Кстати, теперь видно, как большинство таких с невероятной легкостью забыли о своих партийных билетах и впереди всех устремились к частной собственности и первым местам в бизнесе. Но тогда беспартийные, многие действовали не из корысти, а считая это своим долгом, коммунисты – долгом коммуниста. И это было великим заблуждением, на руку царствовавшей верхушке. – Авт.]
[Всё это было настолько чудовищно, делалось настолько цинично, было подготовлено предыдущими кровавыми событиями, – гражданской войной и террором при Ленине, который был последователен после революции, что фактическое, по форме, его повторение и выглядело правильным для народа, доверившего свою судьбу вождям, и проходило даже при его одобрении, поскольку он и не подозревал, что во главе уже был не Ленин, а самозванец, у которого и цели стали уже совсем другими. Иными словами, если первый террор был логическим, неизбежным, шагом после революции, то второй террор был надуманным, специально подстроенным с целью удержания власти, и опирался он на надуманное утверждение, что классовая борьба становится всё больше. ][И это ложное, даже то, что осталось после Сталина, не могло не развалиться. Очевидно, оно же и привело к развалу страны.]
«(Кстати, фашисты тоже выполняли волю своей партии. За что же их судили?)»
[А за то, что они совершали преступления в соответствии с идеологией фашизма.]
«Эпоха позднего Реабилитанса! В столицу со всех концов стекались истощённые, измученные люди, – те, кто выжил в советских концлагерях… добиваясь – кто восстановления в партии, а кто – документа о реабилитации. Эти клочки бумаги с циничной простотой сообщали полутрупам-калекам и пожизненным инвалидам, что они были невинно осуждены и, отсидев в тюрьмах по десять-двадцать лет, теперь, за отсутствием состава преступления, досрочно освобождены и реабилитированы."
[Так одним абзацем Вишневская изложила в том числе и судьбу отца и родственников автора повести, рассказ о которой вы перед этим прочли в этой книге. Понимая, что лишь немногие прочли её книгу, и, возможно, приняли как должное, что её такие правильные, ёмкие, содержательные, обличительные слова никто не обнародовал так, как это следовало бы сделать, но никто и не пытался хоть как-то их опровергнуть, – замолчали, как и всё аналогичное до того, – я не смог их не привести здесь. И ещё кое-что продолжу. – Авт.]
«Своей безответственностью и безразличием к человеческой жизни жалкий клочок бумаги напоминал, что никакие людские жертвы не способны изменить звериный лик советского режима.
Как и прежде, все сталинские соратники отсиживались за стенами Кремля, никто из них не был судим, и их физиономии всё ещё украшали фасады домов, нагло глядя и на реабилитированных, и на весь одурманенный народ.»
[Добавим, что не был судим и главный виновник. А его окружение, оставшись без главаря, всё сделало, чтобы так и выглядело, что они тут нипричём. Его не стало, всех и реабилитировали. А итог-то: и его толком не осудили – Авт.]
[Добавлю ещё здесь тот вывод, который сделан в конце книги, – что если было попытаться должным образом, как это было сделано, например, на Нюрнбергском процессе по итогам Мировой войны, юридически разобраться, отделить виновных от пострадавших, а виновным оценить их долю вины, то понятно, что число участников столь велико, что такой процесс привёл бы и к расслоению общества, и к большим новым ошибкам. Поэтому и говорится, что надо, – да и уже фактически сделано, – назвать именно главных виновников, и сделать это наиболее полезно.]
«…Не было в стране завода, школы, театра, университета, улицы, площади, парка, где не красовался бы прославленный своими учениками Генеральный секретарь ЦК.»
«Первыми должны были платить по векселям писатели и художники. Партия потребовала от них прославления великих строек, счастливой жизни народа – в те страшные годы, когда на Украине несколько миллионов человек умерли от голода, когда в Казахстанские степи, в Сибирь нескончаемым потоком месяцами шли эшелоны, набитые крестьянскими семьями, – так называемыми кулаками и теми, кто сопротивлялся коллективизации. Зимой их выбрасывали в тайгу, где ещё не было жилищ, с детьми и женщинами, беспомощными стариками и старухами. Огромная часть их сразу же умирала, а те, кто имел ещё силы, тут же валили лес и строили для себя концлагеря и тюрьмы, где им потом придётся умереть от голода и каторжного труда."
[Вот пишу это со слов не политика, а оперной певицы, и думаю, что, вероятно, такую жесточайшую правду о сталинизме не читали стоящие ныне у власти, а то употребили бы её для того, чтобы назвать, наконец, поимённо и – в судебном порядке заклеймить, уж если не удалось это сделать при их жизни, хотя бы главных виновников этой непостижимо несправедливой судьбы массы их соотечественников. – Авт. ] [Об этом же добавлено ещё на предыдущей странице. Дополню ещё, в конце второго десятилетия XXI века. Россия – такая сложная страна, с такими невероятными природными условиями и народом, что можно только радоваться, что после всего пережитого в ХХ веке ей удаётся опять стать Великой. Очевидно, эти самые трудности и делают людей способными бороться и побеждать.