Отдаленные последствия. Иракская сага
Шрифт:
— Рассказали, как Ньютон ходил без нижнего белья?
— Почему же? — удивился Макфлай. — Во времена Ньютона уже носили что-то вроде кальсон и нижних рубах. Правда, носили далеко не все, но…
— Не заговаривайте мне зубы, коллега Макфлай! Вы — гуманитарий, вы — археолог! — Грох нацелил на него палец и прищурился. — Мы участвуем в военной кампании, которая оплачивается из средств простых налогоплательщиков… И ваша функция здесь, в армейском подразделении… хм… совершенно непонятна! Как вы попали в группу поиска ОМУ?
— Так ведь я и есть тот самый простой налогоплательщик! —
— Вы — схоласт!
— Допускаю, — сказал Макфлай и, не вставая, отвесил легкий поклон.
Грох возмущенно то ли хмыкнул, то ли хрюкнул.
— Но при этом я еще возглавляю Комиссию ООН по охране памятников мировой культуры, — добавил Макфлай, почему-то вздохнув. — Сокращенно: КОПМК. Или просто — «копы мировой культуры». Копы, да… Знаете, как русские зовут своих полицейских? «Мусора». Мусор во множественном числе. Забавно, да?.. Если когда-нибудь забредете в штаб-квартиру ООН на Ист-Ривер, добро пожаловать: третий этаж, западное крыло, секция «А», офисы с 356-го по 370-й. Правда, сам я бываю там редко.
— А что вы делаете здесь? — вкрадчиво спросил Грох после паузы.
— Вынюхиваю, — потупившись, сознался Макфлай. — Слежу, чтобы доблестные вояки, невежественные правители и не очень квалифицированные ученые не сровняли с землей какую-нибудь невзрачную руину, занесенную в наши списки как сокровище мировой культуры. Знаете, как талибы взорвали в Афганистане бесценные статуи Будды? Ну а в случае чего — сообщаю в ООН, и начинается международный скандал. Я собираю пресс-конференции, подписываю петиции, даю показания в судах. Я могу доставить много неприятностей…
Грох вдруг хитро улыбнулся и погрозил ему пальцем:
— Врете ведь, профессор.
— Отнюдь…
Грох перестал улыбаться.
— А капитан Маккойн в курсе вашей миссии? — спросил он.
— Скажу больше. Бригадный генерал Уоллес — мой родной зять. И у меня мощное лобби в конгрессе США…
Макфлай усмехнулся, закурил сигару, старательно попыхал, пока кончик ее не заалел ровным светом, и развел руками, словно извиняясь перед коллегой Грохом за то, что тому предстоит теперь как-то переварить всю эту информацию и отделить зерна истины от плевел лжи.
Возле кострищ продолжалась непонятная и неприятная для профессора суета. Слышался голос Санчеса, самого большого шутника в мире. Похоже, сержант снова острил, и, как всегда, удачно: до профессора долетали неуверенные смешки солдат.
«Странно, — подумал Макфлай. — В любом срезе человеческого общества, пусть даже в таком малом, как этот взвод морских пехотинцев, обязательно найдется пара-другая индивидов, которых подобного уровня шутки будут забавлять. Ну а если бы во взводе было не тридцать человек, а пятнадцать? Или шесть? Хотя нет, шесть — это уже, кажется, отделение».
Археолог Макфлай плохо разбирался в таких вещах.
Да какая разница, в конце концов… Почему-то профессор был уверен, что если бы из всего взвода остались в живых только шестеро… четверо… трое, — то это были бы именно такие люди, как Санчес. Все погибнут, а этот останется. И, вернувшись домой, в Штаты, будет до конца дней своих вот так же тупо и пошло острить за стойкой какого-нибудь пивного бара… Все-таки есть, видно, в сержантском юморе какая-то важная, невидимая простым глазом хромосома, какой-то геном… тьфу, в этом он тоже разбирался плохо… короче, вирус жизни, печать естественного отбора… Есть, конечно. Вот и сейчас солдаты посмеются, расслабятся, отвлекутся от разных мрачных мыслей, и это, безусловно, пойдет им на пользу. Разве не так? Наверное, так, подумал Макфлай.
— А что вы делали в России, коллега Макфлай? — неожиданно тряхнул головой Эммануил Грох, будто приходя в себя после нокдауна.
От группы морпехов откололся переводчик Ахмед и неспешно направился к «Хаммеру». Похоже, этот индивид с трудом переваривал юмор сержанта Санчеса.
— С чего вы взяли? — удивился археолог. — Я никогда не был в России!
Ахмед открыл холодильник и достал пакетик яблочного сока.
— Да с того, что минуту назад вы со знанием дела рассказали, как русские называют своих копов! — Грох впился в него подозрительным взглядом.
Ахмед вставил трубочку и медленно пил сок, незаметно наблюдая за лицом Макфлая.
— Ах, вон оно что! — рассмеялся тот. — Это мне рассказали русские сотрудники ООН, когда мы пили кофе в буфете на третьем этаже…
Грох вытянул губы трубочкой и саркастически покивал головой:
— Понимаю, понимаю… Действительно, разговор на столь специфическую тему совершенно естественно мог возникнуть между незнакомыми людьми в буфете ООН…
Но Макфлай не обратил внимания на сарказм.
— Нет, мы достаточно хорошо знакомы…
Ахмед утолил жажду и, вырыв округлым носком ботинка ямку в песке, закопал смятую картонку. Потом вытер губы тыльной стороной ладони и пошел в конец колонны, где на время стоянки матросы устроили стихийную уборную. Видно, стиль общения профессора Макфлая также не вызывал у него восторга.
Отец Игнасий молча взял со стола поднос и поставил его перед уборщиком.
— Сии предметы вам знакомы?
На сигареты и плеер Клоду Фара было плевать, а вот мобильник — роскошный, в стиле «порш-дизайн», такого не было ни у кого в квартале. Он выменял его у Сахада на две пачки травы, когда тот был на мели. Клод считал, что легче от родной матери отказаться, чем от такого девайса. К тому же, как представлялось, это была единственная ниточка, связывающая его с нормальным настоящим миром, откуда он был так неожиданно извергнут. Качественный мобильник в ударопрочном и влагонепроницаемом корпусе… Чем черт не шутит, в конце-то концов?
— Да, я знаю этот предмет, — уборщик уверенно показал на телефон.
— Для чего он предназначен?
— Чтобы звонить.
— Звонить? — лицо отца Игнасия прорезала ироническая улыбка. — Звонят в колокол, сын мой. Разве этот предмет похож на колокол?
Послышались вежливые смешки. Фара растерялся. Он никогда не задумывался над значениями слов.
— Да, — произнес он неуверенно. — Это колокол… Маленький колокол.
— Колокол?
Монах явно издевался.
— Колокол.