Отдел убийств: год на смертельных улицах
Шрифт:
«Я просто бедный белый оболтус из Хэмпдена, который пытается протянуть на этом свете, пока не попадет на тот», – часто говорит при знакомстве Уорден. И по документам именно так и кажется: уроженец Балтимора, школьное образование, несколько лет службы во флоте, впечатляющий срок полицейской работы – но не выше патрульного или детектива. Однако на улице Уорден – один из самых даровитых копов во всем городе. Он провел в департаменте больше четверти века и знает Балтимор как мало кто еще. Двенадцать лет в Северо-Западном районе, три – в отделе розыска беглецов, еще восемь – в отделе ограблений, а теперь – три в убойном.
В этот отдел он перешел
Но к началу 1985-го работа в ограблениях стала отупляющей и однообразной. Уорден провел сотни расследований – банки, машины инкассаторов, налеты в центре, магазины. В былые деньки, рассказывал он младшим детективам, коп гонялся за ворами классом повыше; теперь-то ограбление банка на Чарльз-стрит скорее будет порывом какого-нибудь полудохлого наркомана, чем работой профессионала. В конце концов, служба сама приняла решение за него: Уорден до сих пор во всех красках помнит утро, когда прибыл в офис и увидел на столе отчет о происшествии в Восточном районе – ограблении алкогольного магазина на Гринмаунт-авеню. Его записали как ограбление с оружием летального действия, а значит, следствие продолжил бы детектив из центра. Уорден прочитал рапорт и узнал, что банда пацанов схватила упаковку пива и выбежала из магазина. Продавец пытался их преследовать и за свою отвагу схлопотал кирпичом. Не самое тяжкое преступление – черт, да тут и патрульный бы разобрался. И для Уордена, проработавшего в ограблениях почти восемь лет, этот рапорт стал последним звоночком. На следующий день он пошел к капитану и попросился в убойный.
Репутация шла впереди него по коридору шестого этажа, и в следующие два года он доказал, что не только готов к убийствам, но и может стать украшением бригады Макларни – а это дорогого стоит в группе из пятерых, куда входят еще двое ветеранов с двадцатилетним стажем. Рик Джеймс перевелся в убойный в июле 1985-го, всего за три месяца до Уордена. Быстро сообразив, что к чему, попросился в пару к Здоровяку и так к нему привязался, что теперь над ним подтрунивали другие детективы. Но Уорден явно наслаждался ролью мудрого старца, а Джеймс был готов отрабатывать свою сторону сделки – грамотно осматривать место преступления и писать все нужные бумажки. Если Уорден до выхода на пенсию научит его хотя бы половине того, что знал сам, Рик Джеймс проработает в убойном еще очень-очень долго.
Самым паршивым в работе с Уорденом были приступы его мрачного настроения – угрюмые думы о том, что он до сих пор служит за зарплату патрульного, когда по-хорошему давно пора на пенсию жить в свое удовольствие, работая каким-нибудь консультантом-безопасником или подрядчиком по ремонту. Уорден до странного болезненно относился к тому, что все еще гоняет убийц в гетто, когда многие его одногодки уже на пенсии или начали вторую карьеру. Немногие оставшиеся в органах либо спокойно заканчивали
В эти дни Уорден все чаще ловил себя на мысли взять и все бросить. Но по большому счету ему не хотелось даже думать о пенсии; департамент был его домом с 1962-го – перевод в убойный отдел стал лишь последним завитком в долгой изящной траектории. Три года работа в отделе поддерживала Уордена и даже вдыхала в него жизнь.
Особое удовольствие Здоровяк получал от регулярных попыток наставлять молодежь своей группы – Рика Джеймса и Дэйва Брауна. Джеймс был парнем что надо, но вот что получится из Брауна, думал Уорден, еще неясно. Он не стеснялся говорить об этом вслух, подвергая молодого детектива такому режиму тренировок, который лучше назвать «обучение оскорблением».
Дэйв Браун, самый неопытный в группе, терпел напыщенность Здоровяка – в основном потому, что знал: он искренне печется о будущем Брауна в убойном; а в остальном потому, что его, собственно, никто не спрашивал. Их отношения идеально передает цветная фотография, снятая криминалистом на месте убийства в Черри-Хилле. На первом плане – ретивый Дэйв Браун бестолково собирает на месте преступления пивные банки с избыточно оптимистичной надеждой, что они имеют хоть какое-то отношение к убийству. На заднем плане, присев на крыльцо муниципального многоквартирника, Дональд Уорден наблюдает за младшим детективом, кажется, с беспримесным отвращением. Браун конфисковал фотографию из папки себе на память. Такого Здоровяка он узнал и полюбил. Сварливого, раздраженного, вечно придирчивого. Последний одинокий центурион, видящий в молодом поколении криворуких дилетантов свою беду и вызов.
На фотографии Здоровяк – в расцвете сил: резкий, уверенный в себе, беспощадная совесть всех молодых или менее опытных детективов в смене. И, конечно, дело Черри-Хилла раскрыли – Уорден нашел наводку, приведшую к орудию убийства в доме подружки стрелка. Но это было, когда Уорден еще получал какое-то удовольствие от работы. Это было еще до Монро-стрит.
Сев в «кавалер» на нижнем этаже здания, Джеймс снова рискует и заводит разговор.
– Если это убийство, – говорит он, – чур, я старший.
Уорден смотрит на него.
– Не хочешь сперва посмотреть, взяли там кого-нибудь или нет?
– Нет, детка. Мне нужны деньги.
– Вот же ты шлюха.
– Еще какая, детка.
Джеймс скатывается по пандусу на Файет, оттуда – на север по Гей-стрит до Гринмаунт, погруженный в сложные расчеты ожидаемого сверхурочного времени. Два часа на месте преступления, три часа допросов, еще три – на бумажную работу, еще четыре – на вскрытие; Джеймс представляет, как красиво будут смотреться эти двенадцать часов на его расчетном листе.
Но на Гринмаунт – вовсе не убийство; даже стрельбой это толком нельзя назвать. Это понимают оба детектива, выслушав нечленораздельный трехминутный монолог шестнадцатилетнего свидетеля.
– Вау, так, давай-ка еще раз сначала. Помедленней.
– Вбегает, значит, Деррик…
– Кто такой Деррик?
– Мой брат.
– Сколько лет?
– Семнадцать. Вбегает, взлетает по лестнице. Мой старший брат поднимается за ним, видит, что его ранили, и звонит 911. Деррик сказал, что стоял на автобусной остановке, и тут в него выстрелили. Больше ничего не сказал.