Отдел убийств: год на смертельных улицах

Саймон Дэвид

– Не знаю ни про какой ствол.

Божественная истина: все врут. И из этой аксиомы есть три следствия:

А. Убийцы врут, потому что должны.

Б. Свидетели и другие фигуранты врут потому, что думают, что должны.

В. Все остальные врут ради чистого удовольствия и простого принципа: ни при каких обстоятельствах не давай точных показаний копу.

Брат Деррика – живое доказательство второго следствия. Свидетель врет, чтобы защитить друзей и родственников, даже тех, кто без разбора проливает кровь. Врет, чтобы замести свою связь с наркотиками. Врет, чтобы скрыть свои предыдущие приводы или тайную гомосексуальную ориентацию или что вообще знал жертву. А главное – врет, чтобы дистанцироваться от убийства и возможного требования выступить в суде. В Балтиморе, когда коп спрашивает, что ты видел, обязательный

ответ – даже непроизвольный моторный навык, развившийся у населения за многие поколения, – это медленно качать головой, прятать глаза и говорить:

– Я ничего не видел.

– Да ты же в упор стоял.

– Я ничего не видел.

Все врут.

Уорден в последний раз смеряет взглядом пацана.

– Твой брат игрался в этой комнате с пистолетом и сам в себя выстрелил. Давай просто заберем оружие из дома?

Подросток даже не задумывается.

– Не знаю ни про какой пистолет.

Уорден качает головой. Можно позвонить криминалистам и за пару часов разворотить весь дом в поисках чертова ствола; будь это убийство, он бы уже так и сделал. Но при случайном выстреле – какой смысл? Заберешь один ствол – и к концу недели здесь уже будет другой.

– Твой брат в больнице, – говорит Уорден. – Тебе что, вообще наплевать?

Пацан смотрит в пол.

Ладно, думает Уорден. Я пытался. Я что-то сделал. Ну и подавись своим пистолетом, пусть тебе будет сувенир, а когда всадишь пулю себе в ногу или в младшую сестренку, опять звони нам. И на хрена, думает Уорден, мне тратить время на ваш идиотизм, когда ко мне и так выстроилась целая очередь желающих соврать? На хрена искать ваш ствол за двадцать баксов, когда у меня на столе разложена целая Монро-стрит?

Уорден едет в офис с пустыми руками и еще мрачнее обычного.

Среда, 20 января

На стене висит большой прямоугольник – белая бумага почти во всю длину комнаты отдыха. Она покрыта ацетатной пленкой и поделена черными линиями на шесть столбцов.

Над тремя справа – шапка с фамилией лейтенанта Роберта Стэнтона, руководителя второй смены отдела убийств. Слева, под фамилией лейтенанта Гэри Д’Аддарио, три других столбца. Под ними в шапке каждого столбца – фамилия сержанта: Макларни, Лэндсман и Нолан – в смене Д’Аддарио; Чайлдс, Ламартина и Бэррик – под командованием Стэнтона.

Под каждым сержантом – короткий список покойников: первые жертвы в первый месяц года. Имена жертв в закрытых делах написаны черным фломастером; имена жертв в ведущихся расследованиях – красным. Слева от имени каждой жертвы – номер дела: 880001 – первое убийство года, 88002 – второе, и т. д. Справа от имени каждой жертвы – буква или буквы: А – Боумен, Б – Гарви, В – Макаллистер, что соответствует именам назначенных детективов, записанных внизу каждого столбца.

Сержант или лейтенант, ищущий дело по старшему детективу или наоборот, может пробежаться глазами по белому прямоугольнику и в считаные секунды определить, что на Томе Пеллегрини – убийство Руди Ньюсома. Еще по цвету имени Ньюсома он может установить, что дело пока что открыто. По этой причине руководители убойного отдела считают прямоугольник необходимым для отчетности и точности инструментом. Из-за этого же детективы считают прямоугольник чумой, безжалостной пыткой, пережившей давно ушедших в отставку сержантов и покойных лейтенантов, которые его создали. Детективы называют белый прямоугольник «доска».

За время, пока наполняется кофейник, старший смены лейтенант Гэри Д’Аддарио – он же Ди, ЛТД или просто Его величество, – может подойти к доске, как языческий жрец подходит к храму бога солнца, изучить красно-черные иероглифы под своей фамилией и увидеть, кто из трех сержантов следует его заповедям, а кто сбился с пути истинного. Еще он может посмотреть на буквы рядом с именем из каждого дела и сделать тот же вывод о каждом из своих пятнадцати детективов. Доска показывает все: на ее ацетате начертано прошлое и настоящее. Кто тучнеет на бытовых убийствах с полудюжиной свидетелей из семьи жертвы; кто голодает на наркоубийстве в заброшенном доме. Кто пожал обильный урожай убийства-самоубийства с приложенной предсмертной запиской; кто вкусил горького плода неопознанной жертвы, связанной в багажнике прокатной машины из аэропорта.

Сегодня лейтенанта встречает порочная, кровавая доска,

и больше всего красных имен горит под сержантами Д’Аддарио. Смена Стэнтона началась в полночь нового года – с пяти убийств 1 января спозаранку. Впрочем, из них все, кроме одного, – результаты пьяных ссор и случайной стрельбы, и все, кроме одного, уже записаны черным. Затем, неделю спустя, смены поменялись местами: люди Стэнтона перешли на дневную работу, а команда Д’Аддарио взяла на себя смены с четырех до полуночи и полуночную, когда и получила свои первые убийства года. Первое убийство смены зарегистрировала группа Нолана 10 января – разбой из-за наркотиков, жертву обнаружили зарезанной на заднем сиденье «доджа». В ту же ночь группа Макларни получила худанит, когда в нижнем Чарльз-Виллидже гомосексуал средних лет открыл дверь квартиры на стук, и его застрелили из дробовика. Затем Фальтайху досталось первое убийство года для лэндсмановской группы – убийство тупым предметом во время ограбления в Рогнел-Хайтсе без подозреваемых, после чего Макаллистер разбавил красное черным благодаря легкому аресту на Диллон-стрит, где пятнадцатилетнего белого подростка ударили ножом в сердце из-за долга в 20 долларов за наркоту.

Но все эти убийства так и оставались открытыми – Эдди Браун и Уолтемейер приехали в многоквартирник на Уолбрук-джанкшен и нашли Кенни Вайнса, лежащего в коридоре первого этажа ничком, с красной лужицей вместо глаза. Сначала Браун не узнал покойника, хотя вообще-то с давних пор знал сорокавосьмилетнего Вайнса – черт, да все, кто работал на западной стороне, знали Кенни Вайнса. Этот хозяин автомастерской на Блуминдейл-роуд много лет промышлял фальшивыми номерами и крадеными автозапчастями, но серьезных врагов заработал, когда взялся за кокаин. Через два дня за делом Вайнса последовали Руди Ньюсом и Рой Джонсон – оба у команды Лэндсмана, – а за ними двойное убийство на Люзерн-стрит, где стрелок во время разборок из-за территории ворвался в схрон наркотиков и начал палить во все стороны, прикончив двоих и ранив еще двоих. У выживших, понятное дело, заодно отшибло память.

Итого – девять трупов в восьми делах, всего одно дело закрыто и еще одно – в шаге от ордера; уровень раскрываемости настолько низкий, что Д’Аддарио вполне мог считаться одним из самых отстающих лейтенантов всего департамента полиции.

– Не могу не заметить, сэр, – начинает Макларни, войдя в комнату отдыха, – как, уверен, уже заметили и вы в своей бесконечной мудрости…

– Продолжай, мой верный сержант.

– …на нашей стороне доски что-то многовато красного.

– Да, изрядно, – отвечает Д’Аддарио, поощряя классическую придворную речь: его излюбленный приемчик, всегда веселивший сержантов.

– Можно сделать предложение, сир?

– Слушаю с безраздельным вниманием, сержант Макларни.

– Быть может, лучше обозначать открытые дела черным, а закрытые – красным, – говорит Макларни. – Так мы хотя бы ненадолго обдурим начальство.

– Тоже решение.

– Или, – добавляет Макларни, – еще можно пойти и кого-нибудь арестовать.

– И это тоже решение.

Макларни смеется, но негромко. Среди сержантов и детективов Гэри Д’Аддарио как начальник слывет принцем, благодушным автократом, просящим поданных лишь о компетентности и преданности. Взамен он дарует своей смене безграничную поддержку и прибежище от самых страшных прихотей и капризов начальства. Д’Аддарио, высокий мужчина с редеющими клоками серебристо-серых волос и тихими благородными манерами, – один из последних выживших итальянского халифата, недолго правившего департаментом после многолетней ирландской династии. Эта эпоха обозначилась восшествием на пост комиссара Фрэнка Баттальи и продолжалась вплоть до того, что членство в «Сынах Италии» [16] стало для повышения таким же обязательным, как сержантский экзамен. Но эта Священная Римская империя простояла меньше четырех лет: уже в 1985-м мэр обратил внимание на меняющуюся демографию города, низверг Батталью на хорошо оплачиваемую должность консультанта и твердо гарантировал верхние эшелоны департамента черному сообществу.

16

Орден сыновей Италии в Америке (1905) – крупнейшее и старейшее итало-американское братство в Америке.