Отдельная реальность
Шрифт:
Когда я перестал рассматривать их, как пузырьки, однако, я был способен следовать за ними; следуя за ними, я прикрепился к одному из них и поплыл с ним. Я действительно чувствовал, что я двигался. Я, фактически, был пузырьком или той вещью, которая походила на него.
Затем я услышал настойчивый звук голоса дона Хуана. Это встряхнуло меня, и я потерял свое чувство быть «им». Звук был чрезвычайно испуганный; это был отдаленный голос, очень металлический, как будто он говорил через громкоговоритель. Я разобрал некоторые из слов.
– Посмотри на берег, – говорил он.
Я увидел очень большую массу воды. Вода неслась. Я мог слышать
– Посмотри на берег, – снова приказал мне дон Хуан.
Я увидел бетонную стену.
Звук воды стал ужасно громким; звук воды поглощал меня. Затем он мгновенно перестал, как будто был обрезан. У меня было ощущение темноты, сна.
Я стал сознавать, что я погружен в оросительную канаву. Дон Хуан плескал водой мне в лицо и говорил. Затем он погрузил меня в канаву. Он вытянул мою голову вверх, над поверхностью, и позволил мне положить ее на берег, держа меня сзади за воротник рубашки. В моих руках и ногах было очень приятное ощущение. Я вытянул их. Мои глаза устали и зудели; я поднял свою правую руку, чтобы потереть их. Это было трудным движением. Моя рука, казалось, была тяжелой. Я мог едва вынуть ее из воды, но, когда я сделал это, моя рука вышла покрытой самой удивительной массой зеленого тумана. Я держал свою руку перед глазами. Я мог видеть ее контур, как темнеющую массу зелени, окруженную очень интенсивным зеленоватым туманом. Я в спешке добрался до ног и встал в средине течения и посмотрел на свое тело: моя грудь, руки и ноги были зелеными, густо-зелеными. Цвет был таким интенсивным, что мне передалось чувство вязкого вещества. Я выглядел подобно статуэтке, которую дон Хуан сделал мне несколько лет назад из корня дурмана.
Дон Хуан велел мне выйти. Я заметил настойчивость в его голосе.
– Я зеленый, – сказал я.
– Брось это, – сказал он повелительно. – У тебя нет времени. Вылезай оттуда. Вода заманивает тебя. Вылезай из нее! Вылезай! Вылезай!
Я выскочил в панике.
– На этот раз ты должен рассказать мне все, что происходило, – сказал он на самом деле, как только мы сели лицом друг к другу в его комнате.
Он не интересовался последовательностью моего переживания, он хотел знать только то, с чем я встретился, когда он велел мне посмотреть на берег. Он интересовался подробностью моего переживания, он хотел знать только то, с чем я встретился, когда он велел мне посмотреть на берег. Он интересовался подробностями. Я описал стену, которую я видел.
– Была ли стена справа или слева? – спросил он.
Я сказал ему, что стена была в действительности передо мной. Но он настаивал, что она должна была быть или справа, или слева.
– Когда ты впервые увидел ее, где она была? Закрой свои глаза и не открывай их, пока не вспомнишь.
Он встал и поворачивал мое тело, когда я закрыл глаза, до тех пор, пока не повернул меня лицом на восток – в том направлении, в котором я был, когда сидел перед течением. Он спросил меня, в каком направлении я двигался.
Я сказал, что я имел движение вперед, впереди передо мной. Он настаивал, что я должен вспомнить и сосредоточиться на времени, когда я все еще видел воду, как пузырьки.
– Каким путем они текли? – спросил он.
Дон Хуан убеждал меня вспомнить, и, наконец, я признался, что пузырьки, казалось, должны были двигаться ко мне справа. Однако я не был совершенно уверен, как он хотел. Под его расследованием я начал осознавать, что я не был способен классифицировать свое восприятие. Пузырьки двигались
Когда пузырьки стали такими большими, что я смог «взобраться» на один из них, я «увидел», что они терлись друг о друга подобно воздушным шарам.
Мое возбуждение усилилось, когда я вспомнил подробности моего восприятия. Дон Хуан, однако, совершенно не интересовался этим. Я сказал ему, что видел шипящие пузырьки. Это не был чисто слуховой или чисто визуальный эффект, но это было что-то неразличимое, кристально ясное – пузырьки терлись друг о друга. Я не видел и не слышал их движения – я чувствовал его; я был частью звука и движения.
Когда я рассказал о моем переживании, я глубоко разволновался. Я держал его руку и тряс ее в большом волнении. Я понял, что пузырьки не имели внешнего предела; тем не менее, они вмещали в себя, и их края меняли форму и были неровными и зазубренными. Пузырьки сливались и разделялись с большой скоростью, однако, их движение не было ослепляющим блеском. Их движение было устойчивым и, в то же самое время, медленным.
Другой вещью, которую я вспомнил, когда рассказывал свое переживание, было качество цвета, которым пузырьки, казалось, обладали. Они были прозрачными и очень яркими и казались почти зелеными, хотя это был не цвет, каким я привык воспринимать цвета.
– Ты уклоняешься, – сказал дон Хуан. – Эти вещи не являются важными. Ты задерживаешься на неправильных предметах. Направление – единственно важный выход.
Я мог только вспомнить, что я двигался без какой-либо точки отношения, но дон Хуан заключил, что, так как пузырьки плыли последовательно ко мне справа, с юга, вначале, то этот юг был направлением, с которым я должен был иметь дело. Он начал повелительно побуждать меня вспомнить, была ли стена от меня справа или слева. Я старался вспомнить.
Когда дон Хуан «позвал меня» и я всплыл, так сказать, я думал, что стена была от меня слева. Я был очень близко к ней и мог различить желобки и выступы деревянной арматуры или опалубки, в которую был залит бетон. Очень тонкие полоски дерева были использованы, и рисунок, который они создали, был компактным. Стена была очень высокой. Мне был виден один конец ее, и я заметил, что он не имел угла, он был всюду изогнут.
Он сидел в тишине некоторое время, как бы задумавшись о том, как расшифровать смысл моего переживания, и, наконец, сказал, что я не достиг многого и что я не достиг того, что он ожидал от меня.
– Что же мне полагалось сделать?
Он не ответил, но сморщил губы.
– Ты делал очень хорошо, – сказал он. – Сегодня ты узнал, что брухо используют воду, чтобы двигаться.
– Но «видел» ли я?
Он посмотрел на меня с любопытством. Он повернул глаза и сказал, что я должен входить в зеленый туман очень много раз, пока не отвечу на свой вопрос. Он изменил направление нашего разговора тонким способом, сказав, что я, в действительности, не узнал, как двигаться, чтобы использовать воду, но я узнал, что брухо мог делать это, и он умышленно сказал мне посмотреть на берег потока, чтобы я мог остановить свое движение.