Отечества крылатые сыны
Шрифт:
Гвардейское звание. Трудным был путь к нему. Авиаторы полка в тяжелых боях достигли немалых успехов, несли потери. Теперь мы будем сражаться под гвардейским знаменем - символом высшей [126] воинской доблести. Оно ко многому обязывает, зовет нас к свершению новых подвигов!
Стремясь усилить удары по врагу, мы изыскивали новые средства и резервы. Наряду с увеличением количества боевых вылетов за сутки мы стремились повысить грузоподъемность машины. Допустимой максимальной загрузкой самолета Ил-4 считался вес 1300 килограммов. В бомболюки помещалось десять «соток» и еще три на замки внешней подвески. Эта загрузка считалась законом для всех. Меньше можно, больше - нет. Никто не имел права
Как всегда, инициатором всех хороших начинаний был Дмитрий Барашев. Он первым в полку стал летать с повышенной бомбовой нагрузкой. За одну ночь его экипаж сбрасывал на врага столько бомб, сколько не так давно возили два-три воздушных корабля. Этот почин с энтузиазмом был воспринят однополчанами. Командир полка И. К. Бровко всячески поощрял экипажи, которые делали по три вылета в ночь, возили двойную бомбовую нагрузку. С Барашевым соревновались Алексей Никифоров, Юрий Петелин, Степан Харченко, Владимир Борисов, Василий Алин. Число тех, кто «воевал за двоих», все время росло.
Жизнь на фронте текла своим чередом. Каждый [127] день нам ставились новые задачи. Одиннадцатого апреля мы опять перелетели на подмосковный аэродром для участия в массированных налетах на административные и военно-промышленные центры фашистской Германии. За истекший год войны наши силы значительно увеличились, выросло мастерство. И теперь нас уже 24 экипажа, способных совершать дальние полеты. Да и в Липецке осталось несколько молодых экипажей, которые под руководством заместителя командира полка майора Н. М. Кичина продолжали учебу, принимали участие в налетах на вражеские объекты в районе Орла, Брянска, Сещи, Сталино.
Все это стало возможным потому, что рос количественно и качественно самолетный парк авиации дальнего действия. Если в боях под Москвой участвовало около 280 машин, среди которых были и устаревшие, то в контрнаступлении под Сталинградом - 480 самолетов. Забегая вперед, можно сказать, что в битве на Курской дуге принимало участие уже 740, а при освобождении Белоруссии - 1226 самолетов.
12 апреля мы бомбардировали объекты Кенигсберга. Погода на маршруте выдалась очень сложной. Пришлось преодолевать несколько метеорологических фронтов. Дальний полет всегда сложный. Для его успешного выполнения необходимы большой опыт, ночная подготовка, отличное знание радионавигации и самое главное - безграничное мужество, непоколебимая воля. Всегда длительные полеты проходили под огнем зениток, в лучах прожекторов, часто сопровождались встречами с истребителями. Это действительно полеты по огненным маршрутам.
Прошло немало времени с той ночи, когда советские самолеты в последний раз появлялись над Восточной [128] Пруссией. Мы полагали, что наш теперешний налет на Кенигсберг станет для немцев неожиданным. Однако эти надежды не оправдались. Зенитная артиллерия открыла шквальный огонь. Отовсюду - из города, порта, кораблей - летели снаряды. Казалось, что простреливается все небо. Но это не помешало нам нанести чувствительный удар. В порту, в районе заводов и вокзала мы наблюдали взрывы и пожары.
В эти же дни наши летчики успешно бомбили вражеские объекты в некоторых районах Донбасса.
В одну из апрельских ночей молодые воины вместе с авиаторами других частей наносили удар по вражескому аэродрому вблизи Сталино. Налет оказался весьма удачным. От бомб погибло несколько десятков фашистских летчиков. Одна из серий попала в помещение немецкого казино. Был взорван склад боеприпасов, повреждено и уничтожено много самолетов. На окраине города наши товарищи разрушили дом, в котором находился штаб армейского корпуса. Во время налета зенитная артиллерия оказывала исключительно упорное сопротивление. Несколько наших бомбардировщиков получили повреждения, а один настолько серьезное, что еле смог перелететь линию фронта, проходившую по Северскому Донцу, и сел на «живот» в районе южнее Купянска. Найти этот самолет майор Кичин поручил Ефиму Парахину.
…После освобождения из плена, лечения в госпитале Парахин никак не мог получить от врачей допуска к участию в полетах: искалеченные огнем и морозом руки заживали медленно. Тогда Ефим попросил «батю» разрешить ему летать хотя бы на По-2, «чтобы не сидеть без дела и не есть даром хлеб». Командир разрешил. С большой радостью, поднялся в воздух Парахин. Ежедневно он выполнял [129] всевозможные задания. Казалось, что и раны быстрее заживают, скорее настанет то время, когда он пересядет на бомбардировщик…
На рассвете с нашего аэродрома поднялся в воздух маленький По-2. Удивительная это машина. Вероятно, никто не ожидал, что учебный самолет, сконструированный несколько лет назад для начального обучения летчиков, окажется таким ценным оружием на войне. На нем выполнялись задания по связи, разведке погоды, разведке войск врага, а потом он стал и… бомбардировщиком. Немцы боялись надоедливого «кукурузника», этого «рус-фанер», который не давал им спать по ночам. Командование гитлеровцев за каждый сбитый По-2 платило деньгами и награждало железным крестом.
Вот на таком чудесном самолете полетел в разведку лейтенант Парахин. Позади остались Валуйки. Под самолетом появились села с белыми хатами. Среди них темнели пожарища. Совсем недавно здесь проходил фронт. Парахин внимательно осматривал зеленеющие поля. Где-то здесь и должно быть место приземления нашего бомбардировщика. Парахин искал Ил-4, летая по кругу, постепенно увеличивая его радиус. На третьем заходе он заметил машину, которая, словно птица, лежала на земле с раскинутыми крыльями. Подлетел ближе. С земли члены экипажа машут руками, подбрасывают вверх шлемофоны, радостно встречают однополчанина.
Парахин отметил на карте место приземления бомбардировщика и стал выбирать площадку для посадки. Вокруг овраги, дороги и кусты. Увлекся поисками площадки и не заметил, как два самолета с большой скоростью пролетели мимо. Парахин еле успел заметить кресты на фюзеляжах. Самолеты вдруг развернулись и стремительно помчались [130] и маленькому невооруженному По-2. Начался неравный бой. Истребители пытались зайти Парахину с двух сторон, взять его в «клещи». Но летчик разгадал намерение врага, он энергично отдал ручку от себя и с большим углом пошел к земле, перевел самолет на бреющий полет. Используя глубокие овраги, балки, отдельные деревья, кустарник, летчик начал маневрировать. Временами он уменьшал газ и, казалось, шел на посадку. Потом, взмыв вверх, имитировал падение. Из-под шлемофона ручьем бежал пот, он попадал в глаза, мешал наблюдению. А вражеские истребители, словно хищники, кружили и стреляли, предвкушая легкую победу. Парахин потерял счет времени и ориентировку. А борьба все продолжалась. Трасса пронзила воздух, [131] и один из снарядов попал в пропеллер. Самолет вздрогнул. Летчик выключил зажигание и пошел на посадку прямо перед собой. Колеса коснулись земли, самолет побежал улицей какого-то села. Стервятники, считая, что «рус-фанер» сбили, скрылись за горизонтом.