Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия

Кошель Петр Агеевич

План был превосходный, но исполнение не довольно быстрое, или не довольно настойчивое для приобретения всех блистательных трофей, коих ожидать было можно.

Я находился при корпусе генерала Багговута (который один только был в настоящем деле) и с казаками. Я могу судить только о последствиях, не зная о причинах, побудивших фельдмаршала к таковой осторожности.

Но никакое объяснение не может примирить возникшего несогласия, и я должен просить Ваше Величество, чтоб Вы благоволили прекратить, как можно поспешнее, примеры раздора, несовместного с бодрым порядком, и который должен много повредить службе Вашего Величества...

Беннигсен и Кутузов

Настал бедственный, священный, славный, великий 1812 год. Беннигсен сильно домогался командования армии; он употреблял самые низкие средства, чтоб оклеветать перед государем Кутузова, и кто знает, может быть, успел бы в этом, если б князь П. А. Зубов, Кнорринг, Аракчеев, Балашов и Шишков не отстояли его в Тайном Военном Совете. Уже поговаривали вслух, что князь Зубов назначен на смену старому фельдмаршалу,

и Кнорринг — в начальники штаба его. Однажды в заседании Совета обвиняли Кутузова, что он спит по 18 часов в сутки. «Слава Богу, что он спит: каждый день его бездействия стоит победы», — заметил Кнорринг. «Он возит с собой переодетую в казацкое платье любовницу». — «Румянцев возил их по четыре. Это не наше дело!» Сражение при Тарутине, которое при всяком другом предводителе (Барклае, Коновницыне, Раевском) кончилось бы совершенной гибелью французского 35-тысячного авангарда, имело для нас самые ничтожные выгоды; потеря же наша была безмерна. Это сражение разбудило бесконечно спавшего на пепле Москвы Наполеона. И на другой же день, 7 октября, неприятельская армия начала выступать из Москвы. Хитрый фельдмаршал хотя наружно и показывал, что он восхищен этой победой, а в самом деле не мог простить себе того, что послушался краснобая Беннигсена. У них уже давно начались нелады, а тогда они явно рассорились. Вскоре после 6 октября Кутузов, споря с начальником своего штаба, очень ласково заметил ему: «Мы никогда, голубчик мой, с тобой не согласимся; ты думаешь о пользе Англии, а по мне, если этот остров сегодня пойдет ко дну моря, я не пикну!»

Как бы то ни было, однако же, Кутузов в донесении своем к государю отнес к Беннигсену всю славу победы под Тарутином; он испрашивал ему сто тысяч рублей, шпагу с лавровым венком и бриллиантами. С тем же самым курьером Беннигсен послал государю свой подлый донос о том же самом: в нем он выставил свою победу в лучезарном свете, хвалил храбрость солдат, увеличивал урон и расстройство неприятелей и, позабыв об убитом подле фельдмаршала ординарце Безобразове, упомянул, что он за старостью и ленью не мог быть личным свидетелем битвы. Известно, до какой степени император Александр ненавидел всякий низкий поступок. Он утвердил представление князя Кутузова, препроводил к нему шпагу с лаврами и 100 тыс. рублей для Беннигсена и вместе с тем прислал донос его.

Главнокомандующий с изысканной жестокостью отомстил ему. Он призвал к себе Бекнигсена, велел капитану Скобелеву громко читать свое представление, в котором, поздравляя государя со славной победой, он писал, что «поручил войско сей экспедиции маститому вождю, увенчанному лаврами, известному опытностью и распорядительностью, и что он выполнил его предначертание с мужеством и искусством, его отличающими». Чтение кончилось; Кутузов вручил Беннигсену шпагу и 100000 р.; потом приказал читать громко вторую бумагу, им от императора полученную. Беннигсен стоял, как будто гром разразил его, бледнел и краснел. Кутузов, без дальних церемоний, прогнал его из армии. Беннигсен очутился под Малым Ярославцем, распоряжался войсками, как начальник штаба всех действующих армий, бросался в опасности и присылал к фельдмаршалу с рапортами. Эту роль разыгрывал он и под Красным. Наконец, фельдмаршал потерял терпение и с сердцем сказал второму офицеру, к нему присланному: «Скажи своему генералу, что я его не знаю и знать не хочу, и если он пришлет ко мне еще раз, то я велю повесить его посланного!» После такого красноречивого приказания Беннигсен перестал вмешиваться в военные дела, а разъезжал несколько времени за армией волонтером; но это скоро ему наскучило, и он отправился в Петербург.

А. Воейков

ЗНАКИ ОТЛИЧИЯ В РУССКОЙ АРМИИ

Генеральское шитье

Приказом по Военному министерству от 26 января 1808 года было введено специальное шитье в виде золотых дубовых ветвей на воротники и обшлага генеральских мундиров. Такое же шитье помещалось на клапанах обшлагов и на горизонтальных карманных клапанах у заднего поясного шва. При этом оговаривалось, что воротники, обшлага, фалды и подкладка генеральских мундиров выполняются из алого сукна, а сами мундиры, клапана обшлагов и карманные клапана шьются из темно-зеленого сукна, как и большая часть русских военных мундиров. Отличием генеральского чина служили также эполеты, введенные приказом от 17 сентября 1807 года. Они изготовлялись из золотой канители и пряжи на красной суконной основе. Круглые поля эполет оплетались двойным рядом крученого золотого жгута: ряд, идущий по внутреннему обводу эполетного поля, был толщиной около 6,5 мм, а наружный ряд выполнялся из жгута толщиной около 13 мм. По краям эполетных полей свисала бахрома, выполненная из толстого жгута, а края эполетных клапанов обшивались золотым галуном. Такие же эполеты генералы носили на повседневных вицмундирах, а также на полковых мундирах, если были причислены к тем или иным, чаще всего гвардейским, полкам. Мундиры с генеральским шитьем полагалось носить при нахождении в строю, на парадах и смотрах войск. Такое же генеральское шитье, но серебряное, было принято к 1812 году к ношению на мундирах генералов гарнизонной службы и на чекменях генералов Донского казачьего войска.

Офицерские эполеты и репейки

В 1812 году штаб- и обер-офицеры русской армии и флота носили на мундирах эполеты, введенные в 1807 году. Клапана эполет обшивались узким галуном цвета металлического прибора, а поля оплетались двойным рядом витого жгута. Поля эполет офицеров, служивших в артиллерии и пионерных ротах, имели по краям один жгут толщиной около 19 мм, обернутый в металлическую фольгу и тонкую сетку. У штаб-офицеров (майоров, подполковников, полковников) по краям эполет свисала бахрома толщиной 6-6,5 мм. Эполеты офицеров, служивших в гвардии, армейских кавалерийских полках, в квартирмейстерской службе и полевых инженерных командах, были золотыми или серебряными. Эполеты офицеров армейских пехотных полков, пешей и конной артиллерии, пионерных рот имели суконный верх клапанов и полей. Эполеты офицеров полевой артиллерии изготовлялись из красного сукна, галуны и жгуты – золотыми, а на эполетном поле нашивались из золотистого шнурка номер и литера роты. У офицеров пионерных рот галуны, жгуты и шнурок, из которого нашивался номер полка, были серебряными. У офицеров гренадерских полков

верх эполет был из красного сукна с золотыми галуном и жгутами, а на полях эполет нашивалась из тонкого шнурка заглавная буква названия полка. В первых полках пехотных дивизий верх эполет выполнялся из красного сукна, во вторых - из белого, в третьих - из желтого, в четвертых — из темно-зеленого с красной выпушкой, и на эпо-летных полях нашивался из золотистого шнурка номер дивизии, в которую входил полк. Репейки на киверах обер-офицеров были из серебряной канители, а у штаб-офицеров расшивались серебристыми блестками.

Знаки на киверах

К 1812 году существовала четкая регламентация знаков, носимых на передней части киверов в гвардейских и армейских полках. В полках гвардейской пехоты – Преображенском, Семеновском, Измайловском, Егерском и Финляндском — на киверах носили знак в виде двуглавого орла с лавровым венком в правой лапе и с факелом и молниями — в левой. На груди орла – щиток с изображением св. Георгия. Эти знаки были введены 16 апреля 1808 года. Такие же знаки были даны и лейб-гвардии Гусарскому полку. В лейб-гвардии Литовском полку знаки были такого же типа, но на щитке вместо св. Георгия был изображен литовский всадник. На киверах гвардейских артиллеристов были знаки в виде гвардейских орлов, под которыми находились скрещенные стволы пушек, а в сформированном 16 февраля 1810 года Гвардейском флотском экипаже орлы на киверах были наложены на скрещенные якоря. 27 декабря 1812 года был сформирован лейб-гвардии Саперный батальон, ему были даны киверные знаки в виде гвардейских орлов, под которыми находились скрещенные топорики. В гренадерских полках киверным знаком служило изображение медной «гренадки (гранаты) о трех огнях». Такие же «гренадки» были на киверах офицеров и нижних чинов минерных рот 1-го и 2-го пионерных полков, но не медные, а из белого металла. В морских полках и у колонновожатых на киверах тоже были «гренадки о трех огнях». В пехотных и егерских полках кивер-ными знаками служили «гренадки об одном огне», из меди у нижних чинов и позолоченные — у офицеров. Офицеры и нижние чины пионерных рот имели на киверах такие же гренадки, но из белого металла, а армейские полевые артиллеристы носили на киверах эмблему в виде скрещенных пушечных стволов.

Офицерское шитье

Для чинов императорской свиты – генерал-адъютантов и флигель-адъютантов — в начале царствования Александра I на воротники и обшлага мундиров было введено шитье особого рисунка, учрежденное еще при Павле I: для генерал-адъютантов золотое, для флигель-адъютантов (штаб- и обер-офицеров, назначенных состоять в свите царя) такого же рисунка, но серебряное. Если генерал-адъютант и флигель-адъютант служили в кавалерии, то носили белые мундиры кавалерийского покроя с красными воротниками и разрезными обшлагами, шитье у них было на воротниках в один ряд, на обшлагах — в два ряда. Генерал-адъютанты и флигель-адъютанты, числившиеся в пехоте, артиллерии и инженерных войсках, носили темно-зеленые мундиры с красными воротниками и обшлагами, на которых были темно-зеленые клапана. Шитье на воротнике было тоже в один ряд, а на клапанах обшлагов — в три ряда против каждой пуговицы. Генералы и офицеры квартирмейстерской службы (так именовался в 1812 году генеральный штаб) также имели на воротниках и обшлагах золотое шитье особого рисунка в виде переплетенных пальмовых листьев, на воротниках — в один ряд, на обшлагах — в два ряда. У штаб- и обер-офицеров Донского казачьего войска на воротниках и обшлагах чекменей было серебряное шитье, похожее на свитское, но несколько иного рисунка. Такое же шитье было на воротниках и обшлагах офицерских курток в лейб-гвардии Казачьем полку.

Офицерское шитье гвардейской пехоты

B старейших полках тяжелой гвардейской пехоты – Преображенском, Семеновском, Измайловском — еще в начале царствования Александра I было введено на воротники и клапана обшлагов офицерских мундиров шитье особого рисунка в каждом полку, учрежденное в 1800 году Павлом I. В Преображенском полку шитье имело вид переплетенных восьмеркой дубовых и лавровых ветвей. По две такие «восьмерки» носили на каждой стороне воротника и по три — на каждом обшлажном клапане. Шитье в Семеновском полку имело вид продолговатых узорчатых петлиц, окаймленных витым орнаментом. Самое сложное шитье с плетением в виде двойных косичек на каждой петлице, оканчивавшейся подобием султанчиков, было в Измайловском полку. Как и в Преображенском полку, шитье Семеновского и Измайловского полков было в два ряда с каждой стороны воротника на офицерских мундирах и в три ряда на клапанах обшлагов. Унтер-офицеры всех трех полков носили на воротниках по одной прямой петлице из золотого галуна и по три маленькие петлички на клапанах обшлагов. Кроме того, по верхнему и боковому краям воротников и на краях обшлажных клапанов нашивался гладкий золотой галун. Петлицы у рядовых были из желтой шерстяной тесьмы по две на воротниках и по три на клапанах обшлагов.

Офицерское гвардейское шитье

B сформированном 7 ноября 1811 года лейб-гвардии Литовском полку при красном приборном сукне воротников, обшлагов и лацканов штаб- и обер-офицерам были даны шитые золотом прямые петлицы, называвшиеся в обиходе катушками. По две петлицы нашивались на каждой стороне воротника и по три – на каждом обшлажном клапане. Петлицы такой формы к 1812 году носили также в лейб-гвардии Егерском и Финляндском полках, в лейб-Гренадерском полку и в лейб-гвардии Гарнизонном батальоне, а также в полках гвардейской кавалерии: лейб-гвардии Конном, Драгунском, Уланском. Такие же петлицы, но шитые серебром, носили военные инженеры и офицеры Кавалергардского полка. Точно такие же петлицы были даны офицерам переведенных в гвардию за отличия в Отечественной войне 1812 года лейб-гвардии Павловского, Гренадерского и Кирасирского полков. В сформированном 16 февраля 1810 года Гвардейском флотском экипаже офицерам было дано на воротники и обшлажные клапана мундиров существовавшее с 1803 года флотское офицерское шитье в виде якорей, обвитых канатом и шкертами (тонкими тросами), но по краям воротников и клапанов обшлагов нашивался еще золотой галун шириной около 13 мм. Помимо мундиров, которые носили в строю и на парадах, офицеры Гвардейского экипажа для повседневного ношения имели вицмундиры, на воротниках и клапанах обшлагов были петлицы в виде катушек. 27 марта 1809 года генералам, штаб- и обер-офицерам, служившим в гвардейской артиллерии, было дано золотое шитье в виде узорчатых петлиц особого рисунка. По две петлицы нашивались на каждой стороне воротника и по три — на клапанах обшлагов. Такие же петлицы, но шитые серебром, были даны офицерам сформированного 27 декабря 1812 года лейб-гвардии Саперного батальона.