Отголоски судьбы

Букия Оксана

Кари тоже выпрямилась, наблюдая за его действиями. Ее губы иронично изогнулись, но она не произнесла ни слова.

— Думаю, мне лучше покинуть вас, дабы не оскорбить своим непристойным поведением. Благословит Талла ваши сны.

Глава 32

Утро следующего дня началось с сюрприза. Вернее, с посыльного княжны, который привез ему разрешение покинуть пределы страны, пропуск и бессрочное приглашение на въезд в Мюрджен.

Решив, что раз ее высочество не пригласила его во дворец с пожеланиями хорошего пути и заверениями в вечной дружбе, значит,

она вряд ли сильно хочет его видеть и он может неотложно воспользоваться своей свободой.

Правда до тех пор, пока он едва не загнал коня и беспрепятственно выехал из самых ближних пограничных ворот, Димостэнис до конца не верил, что его так просто отпустят. Лишь когда оказался в нейтральной зоне и оглянулся на вновь закрывшуюся и ощетинившуюся крепостную стену, выдохнул и осознал произошедшее.

Все же было непонятно, почему от него ничего не потребовали в Мюрджене, так сказать не предъявили счет за знания, за общение, за «гостеприимство». Чего от него хотели? Зачем был весь этот спектакль?

Может они ждут, что, проникнувшись их высокими идеями, он начнет проповедовать и прививать их у себя в стране? Бред.

В первую очередь ему надо будет разобраться, почему их предали и не прислали подкрепление, кто устроил покушение на его величество и кто напал на северные границы империи. И почему законы страны так упорно насаждают неравенство между одаренными и нет? Кому и зачем понадобилась эта чудовищная ложь о том, что кровь обычных людей ослабляет или даже убивает дар?

Это все будет. Он обязательно все узнает и поймет. Только позже. Сначала он должен заглянуть в ореховые глаза, заново сосчитать все веснушки, почувствовать шелк волос, скользящих по его лицу.

Единственное, что он не предусмотрел — арбалетный болт, вылетевший из густых ветвей раскидистого дерева и пронзивший его грудь.

Олайя остановилась в нескольких шагах от обрыва, с которого начиналось падение воды в бездну. Поежилась, обхватила себя руками. Поводень уже подходил к концу, но небо все еще было затянуто хмурыми тучами, весь день стояла серая дымка, часто шел дождь. Сезон дождей в этом аре не торопился уходить.

Могучий поток белой от пены воды разрезал склон хребта и с высоты свыше двух тысяч еров низвергался вниз грохочущим каскадом. Олайя всегда боялась этого места, но именно здесь нити, связывающие ее с выбранным ею мужчиной, чувствовались лучше всего. Здесь легче было верить и ждать. Она приходила сюда каждый день за два сэта до захода Талы, как они договорились.

Девушка смахнула выступившие слезы. Она думала, что хуже того вечера, когда она, вернувшись на скалы, нашла еле живого Хоруна, уже не будет. Он лежал на камнях с огромным болтами, застрявшими у него в крыле и брюхе, обессиленный, обескровленный.

— Где он? — девушка упала на колени перед летуном.

Ярх, очнувшись от ее голоса, посмотрел на нее тяжелым, полным страдания взглядом.

— Где?

Олайя стала трясти ярха за морду, повторяя один и тот же вопрос. Потом уткнулась в ладони и горько разрыдалась. В себя ее привело тихое: «уррр». Целительница опомнилась, взяла себя в руки. Долгие сэты ушло на врачевание и восстановление. Как только Хорун пришел в себя, он стал надолго улетать, возвращаясь под ночь. Тихо опускался рядом с ней и жалобно урчал. Девушка понимала — летун не мог найти своего наездника.

Самый же ужасный день был, когда вернулись остатки армии, ушедшие на северные границы. От уверенно марширующих, горделиво несущих знамя с гербом правящего рода, пестро разодетых в цвета своих Домов, вернулась лишь небольшая часть. Без него.

Она помнит, как глотала тягучий, наполненный болью воздух, как бежала из дворца, как добралась до своего летуна и стояла на краю обрыва. Шум воды смешивался с бешено стучащим сердцем, и единственное что она знала, что больше не мены не желает быть в этом мире.

От последнего шага ее остановили лишь нити. Тонкие, ослабленные, но не оборвавшиеся.

— Лала.

Здесь все напоминало Олайе о нем. Каждая капля воды, каждый камень, даже воздух, казалось, был пропитан им. Сколько раз в шорохе ветра, она слышала его голос. Сколько раз оборачивалась, ища его, умирая от разочарования и снова возрождаясь, чтобы дальше ждать.

В этот раз она тоже не удержалась, повернулась, уже привычно заготавливая удавку для забившегося в новой надежде сердца.

В серых глазах застыло ожидание, радость, надежда. Цепляясь глазами за каждую черточку лица, Олайя сделала шаг вперед. Ей хотелось закричать, броситься в его объятия, целовать, но она смогла лишь беззвучно шевельнуть губами.

— Дим.

Она сделала еще шаг. Подняла руку, легко касаясь пальцами, провела по бледной осунувшейся щеке.

— Я ждала тебя.

— Я вернулся.

Он порывисто притянул ее к себе, сжимая руки за ее спиной, словно хотел слиться с ней в одно целое. Нити, связывающие их, встрепенулись, налились силой, окутали.

Олайя слегка отодвинулась, смотря на него, до конца не веря, что это все происходит наяву. Вновь уткнулась ему в грудь. Димостэнис слегка пошатнулся, выровнялся.

— Тебе плохо? — ее горячие ладони легли ему на лицо, начиная обследование, как она это обычно делала.

Он перехватил ее руки, покачал головой.

— Было плохо. Без тебя. Каждую мену, каждый сэт, каждый проклятый день. Сейчас я счастлив.

— Я так сильно ждала тебя, — наконец слезы прорвались, потекли по ее щекам.

— Я знал. Я чувствовал, — Дим целовал мокрые глаза, скулы, нос. — Спасибо.

На лицо падали холодные струи воды. Потом довольно беспардонно хлопнули по щеке, выдергивая из забытья. Сразу почувствовалось онемение, разлитое в левой части груди. Дим скосил глаза и увидел торчащий из него болт. Чуть дальше распростертый по земле лежал человек с арбалетом в руках и ножом в горле.

— Пришел в себя?

Знакомый голос под ухом заставил вздрогнуть. Димостэнис распахнул глаза.