Отказ не принимается
Шрифт:
Расчехлив детенышей, я поднимаюсь наверх.
Екатерина взялась накормить их обедом, а мне кусок в горло не лезет.
И вроде бы ничего такого, о чем я бы не догадывалась, но я все равно ощущаю себя селянской девкой, которой господин попользовался между делом.
Споро собираю сумки. Со своей заканчиваю за пять минут и выставляю ее за дверь, с Тимошкиной приходится повозиться, потому что игрушки рассованы по всей детской. Боюсь, если оставить какого-то динозавра тут, мне не простят никогда. Он их всех в морду знает.
Господи,
Я психую и, сдавив бока сумки, зло тяну собачку молнии.
Вот что злюсь, спрашивается? Ни на что же не рассчитывала.
Увлеченная борьбой с баулом, я не слышу, как в детскую открывается дверь, поэтому голос Воронцова для меня как гром среди ясного неба:
– Я не понял, что это за сумка там стоит?
Вздрогнув, я оборачиваюсь, словно меня застукали за чем-то неприличным.
– Доброе утро, – с нажимом произношу я, задавливая в себе инстинктивное желание оправдаться, настолько Виктор суров и требователен. Стоит, широко расставив ноги и засунув руки в карманы. Взгляд исподлобья.
Барин недоволен.
– Уже не уверен, – не соглашается со мной он. – Я спрашиваю, что за сумка?
Глава 42
– Сумка, с которой я сюда приехала и с которой отсюда собираюсь уехать, – сдержанно отвечаю я.
– Вот оно как… – тянет зло Воронцов. – Не успела проснуться, а уже навострила лыжи.
Что ему еще надо?
Хотел устроить прощальное родео?
– У нас с вами был контракт на семь дней, – напоминаю я и отворачиваюсь, чтоб наконец застегнуть эту проклятую сумку!
– Контракт, значит… – на распев произносит Виктор.
– Именно. Вы же сами попросили подписать, – я с такой силой дергаю собачку, что, хоть мне и удается закрыть молнию, но язычок отламывается и остается у меня в руке.
– Вот ты какая, Варвара… – и судя по тону, Воронцов готов закатить мне истерику, что я воспользовалась наивным блудливым толстосумом.
– Уж какая есть, – рывком поднимаю баул и хочу, обойдя Виктора, выйти из комнаты. Не вижу причин для его недовольства. Он получил даже больше, чем мы договаривались.
Однако у Воронцова есть еще что сказать.
Он загораживает мне проход и складывает руки на груди:
– А больше ты ничего не хочешь? Может, сказать мне что-то?
– До свидания? – предполагаю я.
Точеные ноздри раздуваются от гнева.
– Ты совсем уже? Что случилось, Тронь?
– Ничего не случилось, – мотаю я головой. Ну ведь на самом деле, ничего. То, что я подслушала, было и так очевидно. Просто я забылась, а эти слова вернули меня на землю. – Все, как мы и обговаривали. Неделя в коттедже с Тиль. Сделка выполнена.
– Сделка? Ночью это была сделка?
– Это был бонус, – поджимаю я губы.
Сумка тяжелая и оттягивает мне руку, поэтому я, оттеснив застывшего Виктора плечом, выхожу из детской. У меня и так в
Вычеркиваем эту ночь.
Ее не было.
А без нее у нас был уговор: неделя с Тиль в обмен на должность аудитора.
Я понимаю, как это выглядит. Надо гордо отказаться и послать Воронцова с этой должностью куда подальше. Тем более, что я не перетрудилась за эти дни.
Тиль не более шилопопая, чем большинство детей, да и много ее внимания оттягивал на себя Тимка. А то, что девочка капризная… Так с таким отцом и без матери она просто ангел, все могло быть намного хуже. В груди неожиданно щемит при воспоминании о щербатой улыбке и растрепанных хвостиках.
Нельзя привязываться к чужому ребенку.
Хотя на самом деле, Эстель не такая уж и чужая. Не знаю, можно ли назвать ее кровной родственницей Тимошки, но она – его двоюродная сестренка.
И со стороны Воронцова очень неправильно таскать в дом женщин, с которыми ему просто хочется переспать, лишь бы было по его. Надеюсь, таких не очень много. Иначе это нанесет ребенку психологическую травму.
– Я тебя не отпускал! – рявкает оставленный за спиной Виктор.
У меня вскипает, но высказаться этому самодуру не дают взбежавшие на второй этаж дети.
– Варя, заплети косичку! – с присвистом требует Тиль.
– Мам, пошли я тебе покажу… – и тут он замечает сумку и начинает кукситься: – Я не хочу уезжать!
Мне и жалко его, и злит. Не хочет. А мне что делать?
– Ты обещала вчера, что заплетешь! – топает ногой Эстель.
– Ну, конечно, – смешавшись бормочу я, хотя совершенно не помню, чтобы я обещала что-то такое. Но я – тряпка, и малышке отказать не могу. – Неси резиночки.
Тиль уносится в детскую, почти сшибив с ног Воронцова, а я тащу упирающегося Тимку в свою спальню.
– Не хочу уезжать! – неожиданно скандалит он. Совсем непохоже на него. Избаловался, что ли?
– Тимофей Сергеевич! – одергиваю его я и тут же затыкаюсь.
Ничего особенного в его отчестве нет, весьма распространенное, но мне все равно страшновато.
И внезапно раздавшийся голос, незамеченного мною приятеля Виктора, меня пугает:
– Ух ты какой! – посмеиваясь, рокочет он. – Мужик. Властный босс.
Господи, так и дурой стать недолго. Но стоит мне выдохнуть, как гость добавляет:
– На Тиль-то как похож. Особенно вихром на макушке…
Дернувшись, я нервно оборачиваюсь и затравленно смотрю на сокрушителя моего спокойствия.
Черноволосый высокий мужчина с цепким и ярким синим взглядом, стоит оперевшись плечом на косяк возле кабинета Воронцова. При виде его волевого подбородка сразу становится понятно, кто тут на самом деле властный босс.
Что-то у меня сомнения возникают, насчет того, кто реальная жертва в его браке. Вероятность того, что именно Лиза его окольцевала, стремится к нулю.