Отказ не принимается
Шрифт:
– А вы кто? – не выдерживаю я. – Та самая, которая заступила на вахту?
– Заткнись, тварь! Знай свое место! Ты годишься только одного. И затыкай свою дырку в другом месте! Не смей приближаться к Воронцову. Даже не думай, что через Эстель сможешь втереться в доверие к Виктору! Я предупредила. Пеняй на себя!
Глава 45
Тишина сброшенного на том конце вызова гудит в ушах.
Женщина так уверенно угрожала, что я растерялась.
У меня
Меня облили помоями на за что.
Кто эта женщина, оставившая после себя только гадливость и желание помыться?
Откуда она знает про чертову шубу? Приехала на мое место?
Даю себе мысленную оплеуху. Какое «мое место»? Нет у меня никакого своего места в доме Воронцова.
Низкий звучный голос явно принадлежит даме властной. Надеюсь, это не новая няня. Фрекен Бок – не тот типаж, который нужен Тиль.
И опять одергиваю себя: мне не должно быть никакого дела до того, кто и как заботится об Эстель. Как бы то ни было, Виктор дочь в обиду не даст.
Несправедливость впивается острыми когтями в сердце. Тиль, может, и не даст в обиду, а мне вот отсыпает щедро.
Мало было мне гадких слов от него самого, так еще и это.
Он, что, уже успел обсудить с кем-то свою «победу»?
Не верится, что Воронцов – такое трепло. В конце концов, ему не семнадцать, чтобы хвастаться в кругу приятелей своими постельными достижениями.
Но откуда-то эта женщина узнала. Или ее навела на определенные мысли злополучная шуба?
Опять же. Сомневаюсь, что Виктор таскается с ней по дому как с полковым знаменем. Значит, она сама увидела.
В шкафу.
В той спальне.
Воистину, Воронцов – циничный бабник. Недели не прошло, как другая поселилась в его доме.
Не предлагает он дважды!
Это его половая драма, что он не может остановиться на одной женщине, но какого черта он позволяет такое?
У незнакомки есть мой номер телефона. Кто ее знает, что еще обо мне ей известно!
Даже если это постоянная любовница Виктора, и у нее есть моральное право гонять от него женщин, то она все равно неадекватна! Угрозы…
Хорошо, что с Воронцовым нас больше ничего не связывает. Жаль, что такой человек рядом с Тиль.
Мое решение вернуть деньги и отказаться от работы в компании Виктора крепнет.
Правда, все попытки написать в сопроводительном сообщении что-то безэмоциональное проваливаются.
У меня начинают дрожать руки, и подступают злые слезы, как только я представляю, что он Воронцов читает текст и равнодушно откладывает телефон.
В итоге я на таких нервах, что просто отсылаю деньги назад, так ничего и не написав. Не хочу. Вдруг он решит, что это заход продолжить общение?
И все равно, после отправки денег я еще минут пять кручу в руках телефон в ожидании хоть какой-то
Но ничего не происходит.
Ну и отлично.
Так и должно быть.
Я зашвыриваю телефон туда, где он был, чтобы не проверять его каждую минуту.
Я ему ничего не должна. Это главное.
Вернув деньги Воронцову, я чувствую себя лучше, будто камень с души свалился. Даже немного веселею. Да уж, Варя – бизнесмен года.
И нечего париться обо всех больных на голову. Это было просто приключением. Пожила в красивом доме, поиграла в дочки-матери, как мечтала, узнала наконец, что такое близость, Тимка подышал свежим воздухом и поиграл с сестренкой.
Побыла в шкуре принцессы и ладно. Жить-то мне Золушкой.
Нужно всего лишь отбросить мысли о Викторе.
Вылавливая огурцы из банки уговариваю себя, повторяя как мантру, что вообще непонятно с чего Воронцова так много в моих мыслях. Он же воплощение всего того, что мне в мужчинах не нравится: наглость, напористость, непрошибаемость, потребительское отношение к окружающим.
А если позвонят по поводу работы, скажу, что нашла другую. Не думаю, что меня будут удерживать. Не думаю, что Виктор сам будет заниматься моим трудоустройством. У него для этого целый штат. И, как водится, у сотрудников обычно есть свои кандидатуры на теплое местечко.
Вернувшиеся с прогулки с красными носами мама и Тимошка приносят холодный уличный дух и пирожные. Тимка все еще взахлеб рассказывает маме про их с Тиль проделки и важно обещает ей показать горку, которую мы залили.
Тяжело вздыхаю.
У нас во дворе тоже надо сделать, чтоб его отвлечь.
И купить новый мусоровоз.
Так что нечего грустить из-за Воронцова и его дочери. У нас дел невпроворот.
Мне уволиться надо по-человечески. И в чате садика пишут, что во вторник можно детей приводить, только надо справку, что ребенок не болеет. А значит, завтра путь наш лежит в поликлинику. Очень надеюсь, что к утру у нас не появятся гирлянды соплей.
Увы, мое спокойная решимость длится недолго.
На следующий день, прямо к утренней каше, пока Тимка торгуется за то, чтобы съесть не целую сосиску, а половину, приносят посылку.
Мы ничего не заказывали, поэтому я ожидаемо грешу на Виктора, вспомнив историю с перчатками.
Только вроде бы ему мне слать нечего.
Тем не менее, прежде чем вскрыть картон, я выпиваю две чашки кофе и одну таблетку афобазола. Превентивно. Он, конечно, не сразу действует, но я себя знаю. Лишним не будет.
Как в воду глядела.
И да, я обманулась, вряд ли это прислал Воронцов. И кажется, у меня есть догадки, кто отправитель… ница…
Не сразу поняв, что в коробке, я сначала ворошу обрезки, и только потом соображаю, что когда-то они были бельем, которое мне подарил Виктор, и которое я так и не стала надевать.