Откровение Элохим
Шрифт:
Спросил.
Вам нравиться? Он явно переживал.
Пряча свои переживания, но это ему с трудом удавалось.
Она улыбнулась ему, заметив его переживания.
Ответила.
Они прекрасны.
Вы считаете, что возможно в них тоже чего-то не хватает? Спросил он, наконец.
Она улыбнулась ему, ругая себя в сердцах за то, что в прошлый раз её высказывания о его стихах, могли ранить Генриха.
Нет, нет. Они великолепны! В них нечего добавить, сказала она.
Через минуту она добавила.
Я лишь могу добавить, тихо сказала она.
Что роза цветёт и благоухает, радуя всех своей
И их глаза встретились, словно два бездонных океана.
Да вы правы, волнуясь, ответил Генрих.
И добавил. Как вы думаете?
Роза зацветёт под лучами любящего солнца?
Она улыбнулась ему. Чувствуя, что её щёки предательски краснеют.
Я думаю, что да. Совсем тихо ответила она. Словно боясь, что он всё же расслышит её слова.
Они встречались каждый день в аллеях парка, бродили и болтали обо всем на свете. Слушая прекрасную музыку, написанную самой природой. Пение птиц и шум ветра, играющего с листвой деревьев. И как не странно они оба замечали все эти метаморфозы природы, которая каждый божий день играет свои великолепные пьесы у людей под носом. Но, для многих они словно не видимы. Но, не для Дианы и Генриха. Они замечали всё. И каждый был искренне счастлив. Понимая, что встретил того, кто мог видеть мир таким же, как и он видел его сам. Однажды проходя мимо маленького фонтанчика спрятанного среди кустов, который уже давно был заброшен. Фонтан изображал поверженного на охоте оленя, с псом, нависшим над добычей. Вода в фонтане была помутневшей и совсем позеленела. Диана, зачарованная красками этой картины загляделась в водную гладь. Замолчав, словно заколдованная и вглядываясь в глубину омута, она вдруг сказала.
Знаете, это самый прекрасный фонтан в этом саду!
Кажется, в глубине его вод кто-то живёт. Вдруг оживилась она. Поворачиваясь от фонтана к Генриху.
Он поднял бровь и весело рассмеялся.
Кто же, по-вашему, там живёт? Спросил он весело.
Ну, не знаю. Надув губки, сказала Пуатье. Явно делая вид, что обиделась на то, что он ей не верит. С детской непосредственностью ответила.
Может быть русалка или какой-нибудь дух. Воодушевилась она, фантазируя.
Он продолжил смеяться. Умиляясь её фантазии. Она надула губки ещё сильней, обижаясь на его скептицизм. Он прекратил смеяться и поднял руки, изображая, что сдаётся.
Знаете, я раньше его совершенно не замечал. Сказал он. Снова глянув на зелёную гладь фонтана, и шепнув ей на ушко.
Там, по-моему, действительно кто-то живет! Её глаза загорелись в надежде, что её слова, правда.
И, это, закончил он.
Определенно, лягушки!
Он снова засмеялся с надеждой снова увидеть её надутые так мило губки. Она обиженно, почти по-детски наивно, смотрела на него. Повторила серьёзно.
Генрих, право! Там, всё же, кто-то живёт.
Он все ещё смеялся, любуясь ею.
Диана, дорогая! Если вам угодно. То, там будут жить все, кого вы пожелаете там поселить!
Хоть русалка, хоть ваша горячо обожаемая мадемуазель де Тамп!
Она может сойти за призрак! Сказал он.
Он уже веселился и смеялся от всей души. Услышав о перспективе проживания де Тамп в зеленом болотце. Диана не удержалась и рассмеялась
Генрих, право, какой же вы всё же милый. Сказала она, смеясь и поцеловав его в щеку. Он перестал смеяться. Посмотрел на неё молча, глазами полными обожания и добавил.
Ну, раз уж вам нравятся олени, приглашаю вас на охоту. Сказал он.
Охота
Охота?! Удивилась Диана.
Она не была любительницей той охоты, что вели при дворе. Когда загоняют несчастное животное в ловушку со всех сторон и попросту лишают его возможности убежать. Она считала это мерзким несправедливым убийством!
То ли дело, когда то давно она ходила на охоту с отцом. Никто не загонял зверя. Охотник и зверь были равны. И тот, кто окажется лучше решало только то, кто окажется хитрее, ловчее, ну или быстрее. Если зверь, то он не будет пойман, если охотник, то добыча будет его. Это единственная охота, которую она уважала.
Такой охотник вызывал у неё уважение. И Генрих был именно таким охотником. Другой охоты он не признавал. Ему нужен был честный поединок! В такой охоте зверь и охотник были на равных. Сами охотники могли получить увечье от зверя, а могли и вовсе погибнуть.
Диана вспомнила, что у неё нет подходящей лошади для охоты и сказала об этом Генриху.
Сущий пустяк, сказал Генрих, взяв её за руку.
Идёмте, дорогая.
Он пошёл, своим быстрым шагом, увлекая её за собой и направляясь в сторону конюшен.
Подойдя к королевским конюшням, он остановился и развёл театрально рукой, показывая на стоящих в стойлах лошадей.
Выбирайте любую, сказал он.
Охота завтра утром. Я оставляю вас, пока вы делаете ваш выбор.
Не спешите, добавил он.
И поцеловав ей руку, он удалился, той же обычной для себя быстрой, уверенной походкой.
Она вошла в конюшню в сопровождении старика конюха. И её сердце замерло от восторга. Никогда прежде она не видела такого количества великолепных, чистокровных красавцев разных мастей и пород. Сердце радостно забилось так, что она услышала его стук в своих ушах. Она пошла вдоль стойла. Но, скакуны были один лучше другого. Она ходила вокруг, словно завороженная и никак не могла сделать выбор. Как вдруг она остановилась, увидев дымчатого красавца. Жеребец был с тонкими, длинными ногами и тонкой вычерченной изящной головой, с мощной и в то же время изящной грудью. Он навострил свои острые уши, увидев Диану, и расширил свои ноздри, сдвинув недобро брови. Высокомерно, словно свысока посмотрев на неё, фыркнув пренебрежительно. Словно, сказав ей, чтобы она убиралась прочь. Она ахнула от его красоты. Повернулась, как малый ребёнок, при виде желанной игрушки к старику конюху.
Этого седлайте! Воскликнула она, почти захлопав в ладоши от восторга.
Старик прослужил на королевской конюшне конюхом много лет, почти всю свою жизнь. И как часто бывает со старыми верными слугами, мог себе позволить того, что не могли себе даже вообразить другие слуги. Например, запротестовать этой даме. Он нахмурил недовольно брови.
Никак не можно. Ответил старик не довольно.
Пуатье сдвинула брови. Стараясь сделать как можно строже вид и придавая себе особую грозность, топнула ногой.