Открытие мира
Шрифт:
Шурка прыгнул на колени, обнял за морщинистую шею и прижался к седой, трясучей голове. Бабушка вытерла передником руки. Теплые пальцы пробежали по Шуркиному лицу, задержались на носу, скользнули по плечам, поднялись и погладили стриженый затылок.
– В отца, должно, растешь, верста коломенская... Нос-то разбил, что ли? Запух совсем, - тихо говорит бабушка, не выпуская Шурку.
Он видит ее тусклые, остановившиеся глаза, бородавку в складочках морщин на левой щеке, добрый кривой зуб, выглядывающий из уголка сухих, ввалившихся губ. Шурка не понимает, как может бабушка Матрена жить без глаз,
– Почему люди умирают, бабуша?
– Наказание от господа бога... за грехи.
– Ну да! Какой же дядя Игнат грешник? Все живут, а он один помер.
– Прежде его нагрешил народ... много.
– А дядя Игнат тут при чем?
Бабушка не отвечает. Подумав, Шурка говорит:
– Я не буду умирать. Я все время буду жить.
– И живи, - гладит бабушка Шуркину голову.
– Ты молодой, тебе и надо жить... Вот мне пора... Чужой век заела.
– Нет, и ты живи, - милостиво разрешает Шурка.
– Я тебя за руку буду водить.
– Ладно, ладно, полуношник... Нагулялся? Опять табачищем баловался? сердито спрашивает бабушка, нюхая рубашку.
– Пропах дымом, бесстыдник!
– Это не табак. Мы с Яшкой теплину на Волге жгли. Ух, какой огнище был! До неба!
– Сгоришь когда-нибудь со своим обормотом Яшкой. Пойдем в избу. Заждалась тебя мамка, ругается... Стой, картошку забыли!
Шурка ведет бабушу за руку сенями, осторожно обходит кадку с водой, ларь. И с порога еще примечает башмаки под лавкой. Свет от лампы так и играет на подметках. Они, должно быть, соковые*, износу им не будет. Спасибо дяденьке Прохору, постарался для Шурки, даже каблуки подковками подбил, как у цыган.
Шурка живо меряет башмаки - в самую пору. Надо бы побегать, полюбоваться обновкой, да времени нет. На столе лежит пеклеванник, сахар белеет в сахарнице, самовар шумит, мать на кухне селедку чистит - до башмаков ли тут!
И вот Шурка наелся до отвала пеклеванника, в оставшихся кусках украдкой весь изюм выковырял, насолился селедкой, выпил без малого пять чашек чаю с топленым молоком, дососал огрызок сахару и, пыхтя от сытости, лежит с бабушкой на печи. С полатей пахнет луком и опарой. Чуть слышно поскрипывает в темноте очеп. Это мать, засыпая на кровати, качает ногой зыбку.
Хорошо потянуться на теплой печи, поворочаться возле бабуши, угнездившись, не чувствуя рук и ног, слушать, как рассуждают сами с собой ходики: "Так - не так, так - не так..." Над головой шуршат тараканы верно, тоже укладываются спать.
У Шурки слипаются веки, он то и дело куда-то проваливается, вздрагивает, сонно торопит:
– Рассказывай, бабуша... скорей рассказывай!
– Про что же тебе рассказать?
– спрашивает бабушка, зевая и крестя рот.
– Про Счастливую палочку.
– Да ведь который раз я тебе про нее говорила!
– Ну еще, в последний разочек... Ну же, бабуша!
– Слушай, коли охота есть.
– И, позевывая и вздыхая, бабушка шепотом рассказывает: - "В некотором царстве, в некотором государстве, не так чтобы далеко, однако ж не так чтобы
– Ай, молодец растет! Всем взял - и умом, и красотой, и силой.
А Иванушке народ в глаза смеется:
– И в кого ты уродился, хромой дурак?
Любил мужик своих сыновей, жалел меньшого, а поделать ничего не мог. В младенцах еще Иванушко из зыбки упал, ножку сломал и головкой об пол стукнулся.
Вот пришло время женить сыновей. Позвал их отец и говорит:
– Сыны мои любезные! Поил я вас, кормил, одевал, обувал, уму-разуму учил - пора и честь знать. Не век на отцовской шее сидеть. Идите счастье свое искать. По белу свету походите, невест себе поищите. Своим домом заживете - меня в гости позовете. А чтоб не было вам на первых порах туго без батьки, дам я вам на дорогу что пожелаете. Ступайте, подумайте, что на дорогу взять. Завтра я позову.
Вышли сыновья от отца, Иванушко сразу на улицу побежал, с малыми ребятами в бабки играть. А Степан сел на лавку под окошко и стал думать. Всю ночь не спал, думал.
Утром зовет к себе отец сыновей.
– Ну как, детки, надумали? Чем мне вас на дорогу наградить?
Степан говорит:
– Дай мне, батя, кошель с золотом.
– Ну, брат, - отвечает отец, - не много же ума надо было, чтобы такое выдумать. Ладно. Получай кошель и иди на все четыре стороны.
Схватил Степан деньги и, не простившись, ушел из дому.
– Ну, а тебе чего?
– спрашивает мужик меньшого сына.
– Говори, дурашка, не бойся. Все, что пожелаешь, дам.
Отвечает Иванушко отцу:
– Ничего мне, тятенька, не надо. Ни злата, ни серебра, ни иного добра. А дай ты мне на дорогу свое родительское благословение.
Обнял отец меньшого сына, заплакал.
– Ну, спасибо, - говорит, - хоть раз в жизни ты меня обрадовал, умное сказал.
– Благословил его на дорогу, а в руку посошок березовый дал. Жалко мне тебя, - говорит, - хроменький ты. Подпирайся посошком - легче будет идти. Да слушай меня внимательно: палочка эта не простая, а Счастливая. Береги ее, не теряй, пригодится она в минуту трудную... Коли невмоготу тебе будет, стукни посошком о землю три раза, и тотчас исполнится твое желание. Бери посошок, распоряжайся им по-своему. Но помни, сынок: твое желание посошок исполнит только однажды. А потом станет обыкновенной березовой палкой, и уж больше он тебе не поможет. Иди с богом, будь счастлив.
Поклонился Иванушко отцу в ноги, вышел из дому. Смотрит брата, а Степана и след простыл. "Делать нечего, - думает, - придется одному идти". А куда - не знает. Лежит перед Иванушкой белый свет на все четыре стороны. И везде хорошо: на востоке солнышко всходит, светит; на западе месяц, звезды горят; с юга теплом несет; с севера ветерком прохладным обдувает... Куда идти? Где счастье искать?
"Разве спросить посошок?" - думает Иванушко. Посмотрел на посошок, в руках повертел.