Открытие мира
Шрифт:
– А что же не купил? Гривенник был у тебя.
– Пожалуй, все-таки гривенника маловато, - признался Яшка. Прожевал пряник и сказал: - Понимаешь, вертушка тут есть замечательная. Игра такая... Круглый столик гвоздиками драночными утыкан. А за гвоздиками чего только не навалено, гора горой: и самовар, и гармонь, и сахарницы... Даже корова живая есть.
– На сто-олике? За гвоздиками?
– не поверила Катька.
– Балда! К березе корова привязана.
– Ну, ну?
– торопил Шурка приятеля, увлекаясь заманчивой вертушкой.
– Ну,
– За гривенник, - понимающе кивнул Шурка.
– Да.
– А за пятачок нельзя?
– жалобно спросила Катька.
– Мамке очень нужна корова.
Петух не удостоил Растрепу ответом.
– Мне бы только разик попробовать, руку набить, - сказал он, помолчав.
– Зараз трехрядку выиграю.
– Слушай, это здорово!
– восхитился Шурка, и все, что он до этого видел на гулянье, померкло перед вертушкой. Даже черный ящик с часами и кольцами не стоил, в сущности, одного гвоздика вертушки, потому - кто его знает, счастлив ли в костях Шурка, да, может, и взаправду парень жулит и не зря его били. А тут, как говорит Яшка, одна ловкость рук и меткость глаз. А этих пустяков Шурке занимать не придется.
Ну что нынче за тихвинская, что за гулянье - красота! Прошлый праздник Шурка не замечал ничего подобного.
Он чувствовал и видел, как рука его, наторевшая в бросании камней, толкает палку - и перышко бегает по гвоздикам и останавливается... Возле чего оно останавливается? Шурке не стоило труда представить себе самую дорогую, желанную вещь.
– Слушай... а ножичка с костяной ручкой там нет?
– Как не быть. Фасонистые ножи видел.
– Ей-богу, мы обделаем это дельце!
– уверовал Шурка.
– Правда, Катька? И у нас еще останется денежек на гулянье... Веди скорей к вертушке. Где она?
Яшка повел друзей напрямик через гудящую толпу, ныряя между бабами и мужиками, терпеливо стирая с лица плевки подсолнухов, грозно расталкивая чужих мальчишек и девчонок. Они обходили палатки, не желая нигде останавливаться и терять понапрасну драгоценное время.
Но один раз остановиться все-таки пришлось. Плюгавый старикашка в диковинном парусиновом балахоне и таком же парусиновом смешном колпаке с кисточкой, с клетчатым платком на голой морщинистой шее восседал на пне, за опрокинутым ящиком, и метал перед собой, как карты, очень большие, тяжелые, что кирпичи, конфетины в зеленых одинаковых обертках. Надо думать, каждая весила не меньше четверти фунта. Ничего себе гостинчик! Съешь - и сыт будешь. На конфетинах были наклеены картинки, изображавшие черноволосую, румяную, как яблоко, глазастую красавицу.
Старикашка показывал всем желающим свои редкостные гостинцы, просил заметить, в каком положении находятся картинки, и быстро-быстро кидал одну за другой конфетины на ящик, картинками вниз, и приглашал брать любую.
– За головку - так, за
Ну можно ли не остановиться, когда гостинцы сами в рот просятся, валяются перед тобой кучей и разрешается даром, только не ленись, нагружать ими карманы. Этакое чудо даже в тихвинскую на гулянье не всегда бывает. Во всяком случае, Шурка с таким дивом сталкивался впервые. Видать, он с ума рехнулся, этот старикашка в колпаке с кисточкой, потому - разве лишь слепой не заметит, как ложатся конфетины.
Шурка толкнул локтем Яшку, а Катьку и толкать не пришлось, она живо протянула белую лапку и - цап-царап!
– схватила с ящика одну красавицу прямо за волосы.
– Ваша конфетка, барышня, ваша!
– ласково просипел старикашка. Берите еще, писаная моя, не стесняйтесь.
Катька и не думала стесняться. Она принялась таскать румянистых красавиц за волосы, так что толпа кругом загудела от восторга. Старикашка заерзал на своем пне и больше не приглашал не стесняться.
Иногда Катькина лапка повисала над облюбованной конфетиной, не решаясь, за который конец брать. Катька жмурилась, словно вспоминая, как легла картинка, потом смело хватала гостинец за зеленый хвост, и очередная глазастая красавица качалась, подвешенная за голову, на обозрение и хохот народа. Десяток рук, раззадорясь, потянулись к даровым, заманчивым конфетам.
Старикашка перетасовал конфеты. Шурка нацелился на одну, которая упала, как он хорошо заметил, головкой к нему. Он торопливо схватил ее и так был уверен, что не ошибся, что, не глядя, хотел сунуть подарок в карман.
– Виноват!
– остановил его старикашка.
Шурка взглянул на гостинец и обмер. Красавица висела в его руке вниз головой.
Взрыв хохота оглушил Шурку.
– А-яй-яй, как неприлично, молодой человек!
– потешал народ старикашка, стаскивая за кисточку колпак и вытирая рукавом балахона голый, в капельках пота череп.
– За недозволенное любопытство - пятачок!
Шурка чуть не умер со стыда за свою ошибку. Как же он проглядел! Ведь картинка падала правильно, это он помнил точно.
– Ты, слепня!
– сердито прошипел Яшка, награждая приятеля тумаком. Не приметил, так не лезь... Смотри, вот как надо!
Он решительно протянул руку и сграбастал облюбованную красавицу... за юбку.
Тут от хохота даже ящик закачался.
– Леший... когда он успел перевернуть конфетину?
– смущенно пробормотал Яшка.
– Верно, я не ту взял, - оправдывался он.
Не хотелось им разменивать полтинники, а пришлось. Старикашка отвалил сдачу пятаками, прямо оттянуло карманы штанов. И сразу пропал интерес к куче даровых сластей. Чуда тут никакого не было, одно мошенничество.
Но Катькина лапка нет-нет да и появлялась над ящиком и таскала без промаха конфеты по одной в подол.
Шурке было и завидно и приятно.
– Вот счастливая девочка!
– говорили кругом.
– Она все гостинцы перетаскает.
Наконец и Катька попалась, рассталась со своим пятаком.