Отныне я – странник
Шрифт:
Петрову воинству, пришлось простоять под Азовом ещё около трёх недель. Солдаты спешно восстанавливали разрушенные крепостные стены. Но на этом их обязанности не заканчивались, за первую неделю, войском несколько раз успешно отражались атаки степняков. Впрочем, эти набеги на удивление быстро прекратились. Видать, кочевники быстро поняли всю тщетность своих набегов. Да и благодаря новому оружию, применяемому против них, нападающие несли очень большие потери.
Когда инженеры, контролировавшие ход восстановительных работ, подтвердили, что за такими укреплениями, оставленный в крепости гарнизон, сможет успешно противостоять осаде. Войска начали поэтапный отход к основным местам своей службы.
При возвращении из этого похода, на душе у Юрия было намного легче: его радовало, что на сей раз, его маленький отряд не понёс никаких потерь. Можно сказать больше, у егерей не было даже раненых. Ему было очень приятно видеть, что у родни, встречающих его воинов, были только слёзы радости. И это несмотря на то, что все были измучены тягостным ожиданием. Когда неизвестно, вернётся ли родной человек, или навеки останется на поле брани. Особо тягостно было на фоне последнего сражения, когда потери были просто катастрофическими. Люди, с нескрываемым нетерпением ждали, когда егеря (по требованию Петра, возглавлявшие колонну возвращавшегося войска), входили в город. И как они это умеют, торжественным маршем прошли по улицам до городской площади. Они шагали по ковру из живых полевых цветов, которые щедро бросали горожане, под ноги вернувшимся солдатам. Царь и в этом возникшем ответвлении истории, послал Шеина в Москву, чтобы тот как генералиссимус — победитель, прошёл через триумфальную арку: взяв на себя основное бремя славы (которая пока тяготила будущего императора). В этой истории, было ещё одно отличие, оно заключалось в том, что в Ростове на Дону, также было устроено чествование воинов победившей армии. Но и здесь, Романов предпочёл остаться в тени, проще говоря, раствориться среди массы своих гвардейцев. Отдав на откуп ликующим горожанам, их земляков. Следом за егерями, по нетканому ковру прошли Преображенцы и завершали шествие стрельцы. Впрочем, людского ликования хватило на всех и даже с избытком.
— Любый мой, я так по тебе истосковалась. — Прильнув к мужу, тихо сквозь слёзы проговорила Ульянка. Когда, наконец, смогла к нему подойти. — Так изболелось моё сердечко, прямо извелась вся, тебя ожидаючи. Пойдём, скорей домой, я уже велела Гавриле, чтобы тот баньку истопил: а то там, под Азовом, поди, хорошенько помыться было некогда.
Несмотря на то, что она пыталась сдерживать эмоции и «не давать им воли на людях». Уля, буквально «светилась» от переполняющей её радости. Окончив эту фразу, она уткнулась лицом в грудь мужу. Они так и замерли, обнявшись: окружавшие их горожане — из тех, кто не встречал своих близких, учтиво обходили эту пару стороной. А те, кто дождался из этого похода мужа или сына, тоже стояли, боясь разжать объятья, или плотно облепив своего героя, неспешно шли домой. Что в итоге вскоре сделали и Гавриловы. Ульяна шла молча, даже не смотря на дорогу: как будто боялась оторвать хоть на мгновение свой взгляд от мужа. И перед самым домом вымолвила:
— Юрашка, а я тебе приготовила твою любимую картоплю. Запекла её с мясом, как Дибаба научила. Я её сама, специально к твоему приходу сделала.
— Родная, ты меня просто балуешь, спасибо тебе за это. — Юрий, подражая польским кавалерам, поцеловал руку жены. Низко склонив голову, чтобы прижаться губами к кисти её руки.
— Ой, чего это ты удумал! — Уля смущённо отдёрнула руку. — Делать тебе больше
Что не говори, но баня это самое прекрасное из того, что придумало человечество. Пропаренный, пробитый вениками (Гаврила, оказывается в этом деле великий мастер), Юрий ощущал себя, как заново родившимся на свет. И одетый во всё чистое, уже предвкушал праздничный обед, в честь своего возвращения из похода. Но, до стола дойти ему было не судьба. В дом буквально ворвались трое гвардейцев (из числа тех, кого Юра сам обучал для Петровой охраны), и буквально с порога закричали:
— Гаврилов, где ты пёс! Живо пошли с нами собака! Царь тебя требует!
Юрий, не раздумывая, поспешил им навстречу, и голосом полным «металла» с нескрываемой угрозой «процедил» сквозь зубы:
— Что вы себе позволяете смерды?! А ну, или сменили тон, или пошли вон из моего дома!
Гаврилов вышел к ним без оружия, но, несмотря на это, ближайший воин приставил к его голове пистолет и с презрением произнёс:
— Ты гнус не очень-то хорохорься. Ведь мы невзначай и зашибить тебя можем.
На беду вояки, тот был слишком близко — почти касался дулом своего оружия, лба Юрия. Чем тот и не преминул воспользоваться. Молниеносное движение на отвод вооружённой руки, залом кисти и из-за чего оружие из неё вывалилось на пол. Следом был нанесён удар пяткой по большому пальцу ноги. И пока противник был этим обескуражен, его рука была заведена за спину, и гвардеец был взят на удержание. Служа для Юрия живым щитом.
— Сынки надеюсь мне не надо вам объяснять, что мне ненужно оружие. И я могу и без него отпустить на божий суд ваши грешные души?
— Ты это. Не дури. У тебя ведь семья есть, о ней подумай.
Это после небольшой заминки, заговорил более спокойно молодой белокурый гвардеец, которого Юрий знал как Алексея.
— Ели что с моим семейством случится, то обидчикам я не завидую, они перед смертью, проклянут день, когда это зло замыслили.
— О себе подумай, ведь за сопротивление нам, точно на дыбу пойдёшь.
Гвардеец говорил уже совсем спокойно, но продолжал держать Юрия под прицелом.
— Честь дороже. И я, её никому топтать не позволю. Вам велено доставить меня к царю, так подождите, пока я переоденусь для встречи с ним.
— А ты нам не указ, мы слуги государевы. — Вмешался в разговор, стоявший справа от своего товарища по оружию воин. Если Гаврилову не изменяла память, то его звали Андреем.
— Андрейка, вам решать, с вами я пойду к царю или без вашего сопровождения. Коли вам велено только доставить меня ко двору, то ждите….
В следующую секунду оба царских телохранителя уже лежали обездвиженными. Это на помощь Юре подоспели Тимофей и Василий Эзана. Они жили неподалёку — в соседних дворах. И услышав крики Преображенцев, заподозрив неладное, поспешили на выручку своему командиру.
— Беги командир, спасай семью! — Скороговоркой выпалил Тима, крепко связывая Андрея. — Наши ребята, прикроют твой отход.
— Спасибо братцы за верность, но мне бежать — это лишне, я присягнул на верность Петру Алексеевичу. А этим парням, велели доставить меня к царю, но они, не так это поняли и перестарались в своём усердии.
Гаврилов говорил как можно спокойнее, стараясь, насколько это, возможно, смягчить тембр своего голоса. Жертвы в этой ситуации были лишними.
— Так тебя в измене заподозрили. — Подал голос Мирослав, которого Юра до сих пор удерживал в захвате.
— Ага. И все видели, как собаки по небу летали. — В ответ съязвил Витальевич.
— Что за бред ты несёшь? — Непонимающе переспросил Мирослав.
— А такой же, как вы про моё предательство. Поэтому, поступим так. Я переоденусь в свой мундир, и иду с этими орлами к царю. На мне вины нет, и я это докажу. Всё что связано с моей изменой, всего лишь слухи и досужий вымысел.