Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз
Шрифт:
От переводчика
1969 год. Год после волнений во Франции, которые изменили Европу и часть остального мира, живущего в состоянии холодной, как впрочем, и горячей войны. На этот раз революцию сделала молодежь, студенты Латинского квартала. Они разобрали мостовые, соорудили баррикады и провозгласили: «Занимайтесь любовью, а не войной!» Они отвергли буржуазную мораль, заставили мир задуматься об экологии и о многом другом. Ещё не забыты репрессии, республиканские роты безопасности, гранаты со слезоточивым газом. Но Франция уже другая. Она сделала ещё один шаг к свободе, равенству, братству и заставила власть прислушаться к своим требованиям.
Сан-Антонио (настоящее имя Фредерик Дар) испытывал гордость за французскую молодежь. Он ведь и сам был нонконформистом, шел против течения, ломая литературные каноны, а также стереотипы
В это время Сан-Антонио находится в «золотом» периоде своего творчества, он на пике славы. Он приносит в издательство «Флев Нуар» («Черная Река») до пяти романов в год, он уже создал сверхсерийные «толстые» романы: «История Франции глазами Сан-Антонио», «Стандинг, или Правила приличия по Берюрье», «Берю и некие дамы», в которых, по мнению французов, юмор достигает апогея. Учёная Франция воздаёт ему должное на конференции в Бордосском университете. Его называют «гением юмора», «французским феноменом», и его произведения издают огромными тиражами, которые раскупаются почти мгновенно, ибо весь франкоязычный мир уже живет в ритме с книгами Сан-Антонио.
И после беспросветной нужды Сан-Антонио становится богатым человеком, он покупает шале (альпийский дом) в Швейцарии, отдыхает со своей второй женой Франсуазой в Куршевеле и отправляется с ней в круизное путешествие на борту роскошного корабля «Франция». Но эта роскошь его тяготит, он не выносит праздности, и однажды во время круиза он покидает корабль и возвращается к своей пишущей машинке. У него уже зреет идея. Он начинает новый «толстый» роман «Отпуск Берюрье». И в этом романе он загружает на роскошный круизный лайнер орду французских полицейских («сапоги с гвоздями») вместе с их женами, любовниками, бедовой девчонкой Мари-Мари (новый персонаж, подсказанный Сан-Антонио его сыном Патрисом), и он показывает, как они себя там ведут, а также как себя ведут знатные пассажиры, богатые, облечённые властью…
Я очень люблю российский фильм «Окно в Париж», вышедший на заре Перестройки, в котором происходит некий сдвиг в пространстве, и одно окно в старой ленинградской квартире открывается на некоторое время… в Париж. Этот фильм полон юмора и грусти. Через это окно «простые советские люди» делают несколько вылазок, они открывают другой мир и творят там кучу дел, даже пытаются утащить малолитражный автомобиль «Ситроен 2CV». Но однажды это окно закрывается. В конце фильма эти бедолаги пытаются найти хотя бы маленькую лазейку в нескончаемой высокой стене, и не находят её…
Мне кажется, три года назад это окно ненадолго открылось, когда в 2009 году издательство Института соитологии выпустило в свет в Петербурге «Историю Франции глазами Сан-Антонио». А сейчас это окно открылось ещё раз, потому что то же петербургское издательство выпустило истинный шедевр юмора — «Отпуск Берюрье».
Вы слышите звуки аккордеона? Здесь где-то рядом кафешантан. Здесь когда-то кутили мушкетеры, сюда захаживал и Сан-Антонио — Фредерик Дар. Присаживайтесь, вам подадут сочную пухлую сардельку и бокальчик бордо, приправив их улыбками и острыми галльскими шутками, которые здесь ещё не забыли.
Что ж, переворачивайте страницу…
Ваш Геннадий Барсуков sanaphil6@yandex.ru
Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз
В прилагаемой книге, помимо прочих вещей, речь идёт об одном министре, одном преподавателе истории и одной круизной компании.
Давайте договоримся сразу, мои заиньки: эти персонажи и эта компания совершенно фиктивны! Их нет, никогда не было, и они никогда не позволят себе быть.
А жаль!
1
Второе слово attention написано по-английски. — Сан-А.
Мне хорошо только в гротеске, на краю жизни.
Хамелеон принимает цвет хамелеона только тогда, когда он на другом хамелеоне.
ПОСВЯЩАЕТСЯ ТАТИ И ГИ ЖЮВЕ в память… о наших воспоминаниях.
Глава 1
Вы ЗНАЕТЕ мой девиз?
Он такой же, как у братьев Кеннеди: «Никогда не убиваться!»
Поэтому когда всё плохо, я говорю себе, что всё хорошо.
Мой соперник по теннисной партии — мерзкий малый. Его улыбочка действует мне на нервы, как игра на фортепьяно соседских детишек. Он из тех, кто качает свои дельтовидные мышцы перед зеркалом, а по вечерам пишет левой рукой любовные письма и даёт их читать на следующий день своим корешам.
У каждого из нас еще по сету, но этот импо ведет со счетом пять — два в решающей партии. Сдаётся мне, братцы, что если третий тур будет его, то козлом станет ваш смущённый Сан-Антонио, чей смэш, класс и бронзовые ноги вызывают восхищение у целой орды зрительниц. In petto [2] , ибо я не только теннисист, но и латинист, я взбешён, я в отчаянии! Мои пальцы побелели на ручке «пенисной» ракетки, как выражается мой товарищ Берю. Проиграть этому недоноску, мои девочки, этому ничтожеству, которое изрыгает собственную гордыню так же, как пердит старый осёл, который выпускает в воздух сигнальные ракеты, прежде чем заговорить; который заранее продумывает свои жесты, который ликует от своей победы, прежде чем одержать её, который презирает инстинктивно, который тщеславится, который гарцует глазами, который привлекает к себе внимание, выделывается, выставляется, кривляется, который носит свой пупок, словно пещеру Али-Бабы, словно храм, словно противоатомное убежище, словно шрам от небесного циркуля. Быть побежденным этим никем, этим ничем, этой гнильцой, этим павлиньим хвостом, этой гирляндой с праздника Четырнадцатого июля, этой манишкой без крахмала, этим пустым смывным бачком, этим колоколом без барабанных перепонок, этим te deum [3] без де Голля! Чтобы Сан-Антонио, и был побеждён этим!.. Меня задевает, раздевает, разбивает, уделывает, делает из меня посмешище, убивает во мне личность, притесняет, унижает, разрушает, причиняет боль, лишает человеческого достоинства.
2
В душе (ит.). — Прим. пер.
3
Благодарственная молитва (лат.). — Прим. пер.
Мячик влетает словно ядро. Я принимаю его вяло.
«У тебя что, сачок для бабочек, Сан-А?» — подтрунивает моё подсознание.
Войлочный мячик вдруг становится свинцовым и падает на красный песок у моих ног.
Этот теннисный корт превратился в арену, на которой делают пробоины в твоём имидже, Сан-А! Твоё достоинство агонизирует, словно обескровленный бык. Оно вот-вот сдохнет под солнцем Лазурного Берега, и его поволокут за рога как старого умершего рогоносца в братскую могилу для поверженных гордецов.