Отпуск по ранению.Сашка
Шрифт:
– Как настроение? – таким же бодрым голоском спросил Сергей.
– Хорошее, – ответили они разом.
– Витька, ты хоть знаешь, сколько бойцов в стрелковом взводе? – как-то уныло задал вопрос Володька.
– Пока не знаю… Но подучат нас, Володь…
– Подучат, подучат, – подтвердил Сергей.
У Володькиной матери повлажнели
– Мужества вам, мальчики, мужества.
Потом ребята простились со всеми за руки, особенно трясли Володькину, и вышли тихо, чинно, как и вошли.
– Господи… – пробормотала мать. – Такие мальчики – и будут воевать.
– Я таким же был на финской, – пожал Сергей плечами, вынул папиросы, закурил.
Затем они пошли в комнату, сели за стол. Володька тер голову и морщился от боли.
– К нашему счастью, – начал Сергей, – сегодняшний прощальный вечер не должен быть уж очень печальным. Конечно, фронт есть фронт, но будем надеяться, Володька, что твоя дальнейшая служба будет немного полегче и тебе не придется больше хлебнуть того, что довелось подо Ржевом. Мне хочется поблагодарить Тонечку, которая, как я уже говорил не раз, прямо-таки ангелом-хранителем пришла в этот дом… Но хочу напомнить, – добавил он шутливо, – без меня вашей встречи не произошло бы. Салют!
"Надо сейчас и сказать, – думал Володька, – надо сейчас и сказать… Рубить – так сразу! Чем дальше, тем трудней будет это". Он измученным взглядом обвел всех, и когда встретился с глазами матери – та вздрогнула, сжалась, отвела глаза, а потом вдруг выпрямилась и сказала тихо, но очень отчетливо:
– По-моему, мы все заблуждаемся… Володя… Володя… кажется, принял другое решение…
– Мама! – вырвалось у Володьки облегченно, и сразу же прошла боль, сдавливавшая его голову.
– Володька! – вскрикнула Тоня.
Сергей каким-то мертвым голосом, глухо спросил:
– Это правда, Володька?
– Мама… значит, ты поняла… Тоня… Простите меня, но по-другому я не могу. Я должен… должен к своим ребятам… Ждут же меня… Им, только им я должен доказать… Понимаете? Должен!
– Нет, нет! Володька! Ксения Николаевна! Сергей! Да скажите же ему! Нельзя так, нельзя! Он ни о ком не подумал – ни обо мне, ни о матери! Ни о ком!
– Он и обо мне не подумал, – странно усмехнувшись, сказал Сергей.
– Вы-то здесь при чем? – почти грубо и в упор спросила Тоня.
– Во мне тоже есть эта… психология. – Он пожал плечами. – И я тоже воспитан на этой самой… святой… – Он оглядел всех с той же непонятной усмешкой, а потом, буркнув "Салют!", быстро вышел из комнаты.
Володька бросился за Сергеем, но в коридоре уже хлопнула входная дверь, и он вернулся. Не входя в комнату, он услышал, как мать что-то говорила Тоне…
Он повернулся и пошел в свою комнату, бросился на кушетку вниз лицом. Самое главное позади. Он закрыл глаза, и перед ним поплыла дорога… Замелькали телеграфные столбы, побежали поля, перелески, березовые рощи, бедные серые деревни – русская, родная, политая потом и кровью земля, которую должен он во что бы то ни стало защитить и спасти…
И покой, особенно ощутимый после разлада и разброда последних дней, сошел на него: он возвращается "на круги своя", на свой, выбранный им самим путь, путь, по которому идет его народ, и ему остается только одно – пройти этот путь достойно, без тех ошибок и недогадок, которые допустил по неопытности и по мальчишеству.
Он сразу словно вырубил себя из московской жизни… Он был уже там, подо Ржевом, рядом со своими ребятами.