Отпуск строгого режима
Шрифт:
Анатолий Герасимович обвел их пристальным взглядом. Заметил громилу в кожанке, который издали наблюдал за группой девушек. А матрона в очках, вокруг которой и сгрудились девушки, их пересчитывала по головам. Полковник Федюшкин невольно тоже пересчитал девушек и едва заметно для окружающих поморщился.
Объявили посадку на рейс до Москвы.
— Ну, счастливо тебе, дочка, отдохнуть на Канарах… — Анатолий Герасимович обнял Светку. — И тебе, Леночка, тоже. Следите друг за другом. Спиртным и всяким таким, смотрите мне, не увлекайтесь
— Да ты что, папа, я же в тебя пошла, я людей насквозь вижу, — успокоила отца Светка.
— Перед пересадкой позвони, слышишь, — грозно проговорил Анатолий Герасимович.
— Конечно, папочка. — Она чмокнула отца в гладковыбритую, пахнущую дорогим одеколоном щеку.
Светка и Ленка скрылись в глубине терминала.
Туда же потекла группа девушек, жаждущих поработать на турецком берегу.
Полковник Федюшкин помахал рукой дочке и ее подружке и, чеканя шаг, соблюдая военную выправку, отправился к автостоянке. За ним широкими шагами двинулся старлей.
— У тебя сигареты есть? — спросил Анатолий Герасимович, когда казенный «Опель» уже катил по улицам города.
— В бардачке. Но у меня «Кэмэл», а вы предпочитаете «Мальборо», — извиняющимся тоном просюсюкал старший лейтенант.
— Непорядок, Игорек… Непорядок, — проворчал полковник Федюшкин.
— Анатолий Герасимович, вы же бросили, — удивленно проговорил старший лейтенант.
— Это я бросил… А поддержать должен ты!
— Так это, я думал, поддержать ваше стремление бросить, — заметался взглядом старлей.
— Глупая ты башка, Игорек. Не чувствуешь ты своего начальства. Поэтому не быть тебе капитаном. И генералом тоже, — шумно вздохнул Анатолий Герасимович.
— Почему же… Я же стараюсь, товарищ полковник, как могу.
— Вот именно, «как могу»… — передразнил подчиненного главмент города. — А надо, как говорится, через не могу…
— Ясно, товарищ полковник… Буду через не могу.
— Э, не надо из себя изображать преданного пса. Знаем таких. Мы ваше нутро как рентгеном просвечиваем. — Анатолий Герасимович прикурил от автомобильного прикуривателя, пыхнул дымом, опустил окно, и дым побежал из салона автомобиля. — Знаем, знаем… Ну, сколько баб ты укомплектовал? — спросил Анатолий Герасимович.
— Сколько… Двадцать девять. Одна в последний момент засомневалась.
— Засомневалась? А почему?
— Да хрен ее знает. Насторожилась. Пошла в отказ. Мы ее и так и эдак уламывали. Она уперлась, как ослица. Не хочу, визжит, и все.
— Значит, плохо уламывали. А ты, Игорек, знаешь, что у турецких наших товарищей жесткий тариф — если от тридцати новых и красивых, то на пять процентов больше. А двадцать девять никак не тридцать. Кто мне эти пять процентов премиальных вернет? Ты?
— Я? — испуганно произнес Игорек… — Да где же я возьму, товарищ полковник?
— Не можешь найти деньги, ищи бабу… — безразличным голосом произнес Анатолий Герасимович. — Тридцатую. Не я же эти правила придумал, а они… Хитрые, чтобы подстегивать в нас интерес к бизнесу.
— Басурманы они, — возмутился Игорек.
— Конечно, басурманы, но, видишь ли, доллары дают американские… Не басурманские, — буркнул сдавленным смешком главмент города.
— Знаете что, у меня идея, товарищ полковник.
Анатолий Герасимович выпустил клуб дыма:
— Ну-ну… Идея это хорошо… А хорошая идея — это еще лучше.
— Есть в четвертом отделении на примете Екатерина Елагина. Часто попадается патрульным. Пьяная в общественных местах.
— Знаешь что, Игорек, твоя идея вообще не идея. Так, выпук мозга, — Анатолий Герасимович глубоко затянулся. — Такие бабы — сизокожие, скукоженые от водки — проканывали в девяностых. Сейчас товар качественный требуется.
— Я знаю, товарищ полковник. Прекрасно знаю… Но удивительная штука. Эта Екатерина Елагина выглядит еще довольно свежей. Наверное, гены особенные, продукт русской эволюции — устойчивые к алкоголю. На лицо она вполне даже ничаво…
— Намекаешь, пользоваться можно? — заржал Анатолий Герасимович. — И газеткой рожу не прикрывать?
— Я уверен, что она за собой следит, хоть и пьянчужка, — фигура нормальная, не расплылась. Мы ей повесим бытовуху, ведь напивается так, что ни черта не помнит, — убедительным тоном проговорил старший лейтенант.
— Там че, на четвертом полный бардак, уже алкоголичек трахаете? — строго спросил главмент.
— Наоборот, она за порядком следит. Катька… гм… Екатерина очухивается и пол моет, чтобы выпустили. Кто же с такой будет, товарищ полковник?
— Товарищ полковник точно не будет, — хмыкнул Анатолий Герасимович… — Так, значит, что получается, с той вы не можете, а с другими вы можете — правильно я понял, товарищ старший лейтенант? — нахмурился начальник полиции.
Старлей плотно сжал свои мясистые губы, понял, что сболтнул лишнего.
— Да или нет, я спрашиваю? — продолжал бушевать Анатолий Герасимович.
— Нет, товарищ полковник. Не можем. Это я к чему говорю… Если ее примарафетить, шмоток подкинуть и сказать: или на зону, или в Турцию, то поедет в Турцию как миленькая. А че, и так у нее жизнь никакая. Один хахаль — граненый стакан. А так заграницу посмотрит.
— Ладно, черт с тобой, давай ее сюда. Вдруг туркам наша Катя прокатит, — снова заржал полковник Федюшкин.
«Опель» уже завернул под красно-белый шлагбаум. Старший лейтенант нажал на тормоз.
— Че, уже приехали? — Анатолий Герасимович посмотрел в окно и открыл дверцу.
Он грузно вывалился из машины и стал подниматься по ступенькам крыльца.
Игорек отогнал машину и помчался догонять начальника.
— Действуй, — сказал ему главмент. — Резче.
Из дежурки старший лейтенант позвонил в четвертое отделение: