Отпусти меня 2
Шрифт:
— Лиз, ну ты как? — спрашивает мама, накрывая мою ладонь на столе.
— Все хорошо, — стараюсь быть убедительной.
— Ох, я до сих пор не верю, — качает она головой. — Видно, что ты очень нравишься Роману, но… вы несколько поторопились со свадьбой. Мужчина очень самолюбив и властен.
— Мам, я это все понимаю. Знаю, какой он, иллюзий не питаю. Но так вышло, — развожу руками, не желая лгать.
Дальше мы танцуем. Калинин, как всегда, ведет, а я поддаюсь, словно марионетка в его руках. Он уверен, расслаблен и вполне доволен происходящим. А я… а я выжата, сил нет даже улыбаться. Совсем
***
Домой мы возвращаемся около полуночи. Я задремала в машине. А когда проснулась, поняла, что мы на парковке пентхауса в городе. Калинин открывает дверь с моей стороны и тянет руку. Выхожу с его помощью.
— Почему мы здесь? — спрашиваю, когда он тянет меня к лифту. Молчит, пропускает в кабину. Лифт поднимается. Роман ложится на стенку и на секунду прикрывает глаза.
— В усадьбе много посторонних. Лишние глаза и уши, которые нам сегодня ни к чему, — склоняет голову, рассматривая меня. — Брачная ночь – это личное.
Сглатываю.
Я не готова.
Совсем не готова.
— Я был очень терпелив в этом плане. Но и моему терпению пришёл конец. Мне жизненно необходим секс. И сегодня он у нас случится.
ГЛАВА 12
Роман
Белый цвет ей к лицу. Елизавете идет быть невестой. Мне нравится эта чистота и уязвимость. Цепляет. Красивая. Хочу, так что весь день ноет в паху. Меня, наверное, только сегодня по-настоящему зацепили эти ее невинность и нежность. И я, черт побери, горд от того, что это все достанется только мне.
И ее чертово платье… Никогда так не зависал на женских нарядах. Ее трепет, волнение, страх… сносят крышу. А еще неожиданно зацепила ее фраза о том, что у нас нет бесконечности. И ведь она права, все когда-нибудь заканчивается, и наш брак – не исключение, но в данный момент я этого не принимаю.
Дышу, облокачиваясь на стенку лифта, пытаясь держать себя в руках. Я практически не пил, чтобы не сорвало крышу окончательно. Я голоден и боюсь ее растерзать, такую трепетную. Как бы ни было, сегодня это случится, мне нужен секс. Брачная ночь – самое время взять свое.
Лифт открывается, выходим, отпираю дверь, пропускаю Елизавету внутрь, закрываюсь. Еще держу себя в руках, напоминая, что это ее первый раз. Мне бы не изнасиловать девочку, чтобы не вызвать отторжение к сексу в будущем, это нам ни к чему, я хочу регулярный интим.
Помогаю Елизавете снять шубку. Напряжённая девочка. Боится меня. Беру за руку и веду в гостиную.
— Сядь, — указываю на кресло. Послушная. Садится, внимательно за мной наблюдая, словно боится, что нападу. Да, девочка, я, определенно, сожру тебя. Но важно, чтобы и тебе было вкусно. Трахать женщину без отдачи – ниже моего достоинства.
Дышу.
Глубоко, мать ее, дышу.
Мое тело давно не заточено на нежность и аккуратность. Я отвык. Всегда беру то, что хочу, грубо, жёстко и женщин выбирал с таким же темпераментом. Ванильный секс для меня – что-то чуждое. Я не любитель сладкого, я им не наедаюсь. Снимаю фрак, откидывая его на диван. Девочка вжимается в кресло, распахивая глаза, когда я подхожу к ней близко. Ну, так не пойдёт. Хотя… женщины непредсказуемы и нелогичны, и их страх трансформируется в возбуждение.
Сажусь перед ней на корточки, беру ножку и снимаю туфлю, ставя ступню себе на колено.
— Все не так страшно, как тебе кажется. Ты еще сегодня покричишь у меня, и не от страха, — усмехаюсь, снимая вторую туфлю.
— Роман… — сглатывает, комкая в ладонях свое чудесное платье. Мне хочется ее в этом платье… разорвать к чертовой матери верх, оголяя грудь, задрать юбку и…
Черт!
Никогда не думал, что буду контролировать себя в этом. Я выбирал любовниц по другим критериям. Закрываю глаза, пытаясь прийти в себя, сжимаю ее щиколотки.
— Роман, я очень устала и не могу сейчас… — пытается съехать. Наивная.
— Я все сделаю сам, детка, — ухмыляюсь, поднимаюсь и иду к бару. — Расплетай волосы, Елизавета. Все, ты моя.
Наливаю в баре себе виски, девочке – мартини со льдом. Она вообще не пила, только пригубила шампанского, а мне нужно хоть немного ее расслабить. Беру бокалы, возвращаюсь, протягивая ей мартини.
— Я не хочу спиртного, — отрицательно качает головой, словно боится потерять контроль.
— Пей, — настаиваю, вручая ей бокал. — Нет задачи тебя напоить. Тебе нужно немного расслабиться, чтобы не воспринимать все столь остро, — всовываю ей бокал, отодвигаю разделяющий нас стол, двигаю ближе кресло и сажусь напротив девочки. Нахожу в этой очень долгой прелюдии свою прелесть. Будоражит, подогревает. Это тоже своеобразный кайф.
Отпиваю глоток виски, наблюдая, как девочка, пригубляет мартини, проливая несколько капель на платье. Так не пойдет. Залпом выпиваю виски, отставляю бокал на стол. Забираю у нее мартини и сам подношу бокал к её губам.
— Открой ротик, пей! — не прошу, приказываю, требуя немедленного повиновения. На просьбы я сейчас вообще не способен. И девочка хорошо считывает меня, послушно размыкая губы. Спаиваю ей сначала один глоток терпкого напитка, а затем еще немного. Убираю бокал, обхватываю ее подбородок и набрасываюсь на губы, слизывая мартини. Почти рычу, тормозя себя. Отпускаю. — Встань! — поднимаюсь вместе с ней.
Разворачиваю к себе спиной, откидываю шёлковые волосы на плечо, расстёгиваю молнию на спине, стягивая лиф платья. Замираю, слыша ее глубокое дыхание. Немного нежности, веду пальцами по плечам, лопаткам, позвоночнику.
— Моя красивая девочка, — наклоняюсь, веду губами по ее шее, срываюсь, прикусываю нежную кожу под всхлип Елизаветы. — Расслабься! — требую я. — Будет хорошо, обещаю.
Лукавлю. Больно, определенно, будет, но не сейчас.
Разворачиваю ее к себе лицом, ловлю испуганный взгляд. Ресницы порхают быстро-быстро, но меня уже не остановить. Вновь присаживаюсь к ее ногам, сдергиваю платье.