Отпусти синицу
Шрифт:
Ю р к а. Хрустит… А, дед? По-твоему, как капуста хрустит?
М и к о л а. А снежно, с морозцем…
Ю р к а. И морозцу градусов пять…
М и к о л а. Пять мало. В хорошей капусте к десяти должно быть.
А н д р и а н. Чего-то ребята стали поздно приходить. Будто в гостиницу на ночевку являются.
М и к о л а. Не греет, видать.
А н д р и а н. Дом не раззорился бы…
М и к о л а. Дом любовью держится… (Входит
О л ь г а. Приветствую… Как капуста — всю убрали?
А н д р и а н. Последнюю срезал, а закладывать не во что.
О л ь г а. В хозяйственный кадушки привезли. Юрка, сбегай, купи. Сдачу вернешь, а то у тебя привычка всю улицу мороженым кормить, мальчишек попрошайничать приучаешь. Матери такое не понравилось бы… Обед скоро?
А н д р и а н. Сейчас, дочка, соберем…
О л ь г а. Кроме тебя, этим заняться некому? Опять Наталья пыль не вытерла…
М и к о л а. Делов-то… Возьми да вытри.
О л ь г а. Кажется, это ее обязанность. На мне магазины и стирка. В нормальной семье каждый должен выполнять то, что ему поручено. Юрий, ты почему не пошел в клуб? У брата лекция, а тебе безразлично.
М и к о л а. А мы с Юркой ее, лекцию то есть, наизусть запомнили. Николай дюже перед зеркалом старался.
О л ь г а. Зачем так мелко рубишь, дед? Мать крупную капусту любила.
Ю р к а. Мелкую…
О л ь г а. А я сказала — крупную.
Ю р к а (яростно). Мелкую!..
А н д р и а н. Вы чего, вы чего? Это — по-тихому нельзя?
М и к о л а. Юраш… Подь сюда. Слушай сказочку. Жил-был царь-дурак. И был у него министр — еще дурее. Послал раз царь министра дрова колоть. Наколи, говорит, столько, чтоб доверху было. Пошел министр. День его нет, два его нет, год его нет. А как второму году минуть, является. Вели, говорит, царь, казнить. Все леса на дрова перевел, а доверху одного аршина не дотянул. А как ты колол, — спрашивает царь, — крупно? Крупно, батюшка-царь. Ну и дурак, говорит царь, мельче-то — больше будет!
О л ь г а. Филиал дома народного творчества… А почему света нет? Дед, ты заплатил за электричество?
А н д р и а н. Вечер и при свечах посидим…
О л ь г а. Дождались, пока отключат? А при матери всегда было вперед заплачено. (Наташа вносит обед.)Опять котлеты?
Н а т а ш а. Биточки.
О л ь г а. Изобретательно.
А н д р и а н. А может, подождем, пока все придут?
О л ь г а. В нашем доме обедают
Ю р к а. Не смей больше говорить о матери! Не смей о ней говорить!..
А н д р и а н. Ребята… Давай за стол, давай…
Молча садятся за стол.
О л ь г а. Тебе не кажется, папа, что прежде, чем выйти замуж, нужно научиться хотя бы жарить котлеты?
Н а т а ш а, заплакав, кинулась в свою комнату.
М и к о л а. Эк тебя… Похвалила бы лучше, чем этак в лоб. Глядишь, и легче бы пошло.
О л ь г а. Папа, котлеты плохие?
А н д р и а н. Ну, плохие…
О л ь г а. Так почему же я должна говорить, что они хорошие? (Уходит.)
М и к о л а. А ты куда?
Ю р к а. Уполномочен купить бочку… (Уходит.)
М и к о л а. Пообедали…
А н д р и а н. Каждый день что-нибудь…
М и к о л а. Видать, в Степаниде дело было. Умела, к каждому подход знала… А теперь вразнобой пошло. Человека нет, которому бы охотой подчиниться можно.
А н д р и а н. Батя… Мне бы об одном деле сказать тебе. Может, в самый раз сейчас… Или потом… Ладно, в другой раз… (Торопливо ушел.)
М и к о л а. Разбежались… Спринтеры! Наташа… Поди сюда, дочка. (Наташа выходит.)Посиди… А то чего в комнате одной… Ну, чего молчишь?
Н а т а ш а. Боюсь…
М и к о л а. Меня? Ольки?
Н а т а ш а. Нет… Другого.
М и к о л а. Ага… Понятно. Степанида по первому разу тоже опасалась. Так что это явление обычное и вполне даже благополучное. Все, дочка, как по-писаному будет.
Н а т а ш а. Дедушка… Я очень вам не нравлюсь?
М и к о л а. Эко… Хватила! Коли бы не нравилась, разве бы так с тобой говорили? Да и не заведено у нас такого — другого хаять. Константин по любви женился, ты по любви замуж вышла — какой может быть разговор?
Н а т а ш а. Не умею я… У нас дома по-другому было.
М и к о л а. Не умеешь — научишься. Главное — не робей. А еще того главнее — повеселее смотри. Ты поначалу-то на крыльях летала, музыка да песни… А теперь что же?