Отрави меня вечностью
Шрифт:
— Клянусь, — ответил Отто, опустился на одно колено, и жрец надел на его голову тонкий брачный венец, украшенный тёмными звёздами из железа.
— Клянёшься ли ты, Гертруда Кёрбер, любить своего мужа и подчиняться его воле в войне, болезни, нищете и ненастье. Не порочить его честь низменными страстями и злым словом. Родить ему детей и наследников, и заботиться о них паче собственных желаний и со всем усердием.
— Клянусь, — произнесла Герти и тут же покраснела.
Она преклонила колено и низко опустила голову. Ей казалось, что боги видят насквозь все её помыслы.
Из храма она выходила на трясущихся ногах. Северяне отпускали скабрезные шутки, и Герти, чтобы не прислушиваться, пела про себя детскую песенку про Хильду и барашка. И всё равно не могла отделаться от мыслей о том, как лучше выбрать момент и подсыпать яд.
«…чтобы он не заметил. И никто не смотрел на нас в этот момент. И чтоб это случилось не поздно и не рано. Потому что действие порошка отсроченное. И Одиль сказала, что нельзя допустить смерти Отто за праздничным столом, иначе северяне поймут, что их граф отравлен. А его армия вкупе с людьми Берингара и Годфрида всё равно больше нашей. И соседи вежливо отказались от помощи, сославшись на слабое здоровье отца семейства и малые лета наследника. Такая чушь — Дедрик младше его, но в свои 14 стал бы отличным ландграфом».
При воспоминаниях о младшем брате Герти глубоко вздохнула. Ей ужасно не хватало этого рыжего зазнайки. Его поддержки, дельных советов, а ещё осведомлённости.
Молодожёны уселись во главе п-образно поставленных столов.
«А гирлянды для нас не повесили. Хотя ими украшают столы даже на деревенских свадьбах».
Разносчики не обходили Герти стороной, и на её тарелке быстро появилась целая гора еды. Но ей кусок в горло не лез. Между тостами за здравие она поглядывала на гостей, вычисляя момент, когда можно было бы осуществить задуманное.
Годфрида и Берингара посадили рядом с невестами. Мирабелла натужно улыбалась шуткам ниже пояса, которые отвешивали прихлебатели Годфрида. Эрментруд сидела набычившись — Берингар облапал её ещё в храме, и сейчас не упускал возможности тронуть Труди то за руку, то за бедро, а то и за грудь.
Одиль уселась по правую руку от Отто, и Герти не могла видеть её реакцию. Лишь раз мачеха поднялась со стула, чтобы произнести коротенький тост.
В разгар пира пира Одиль хлопнула в ладоши, и в середину зала вошли музыканты.
«Лица незнакомые, наверное, приехали из города».
А потом появились две танцовщицы с юга. Музыка сделалась тягучей и плавной. Под звуки кожаных бубнов и флейт девушки с подкрашенными глазами извивались телами, и монетки на их браслетах и поясах мелко звенели в такт. Слой за слоем танцовщицы избавлялись от платков и тонких одежд. А пол покрывали цветные отрезы ткани. И когда на девицах остались лишь короткие кофточки и шаровары, Герти поняла, что момент настал.
Дрожащим пальцем она поддела кабошон на перстне, который ей перед церемонией вручила Одиль, и всыпала порошок в полупустой кубок Отто. Потом окликнула виночерпия и попросила долить вина господину.
Вопреки желанию возбудившихся гостей, девушки не стали снимать с себя оставшуюся одежду, а быстро собрали с пола свои одеяния и выбежали из зала. Вслед им посыпались обещания найти и предложения продолжить ночь. Несколько смельчаков даже вышли из-за стола, но были вежливо остановлены замковой стражей.
После танцовщиц вышли певцы с поздравительными песнями и балладами о любви.
Через какое-то время Отто отпил из кубка, сморщился и вылил остатки на пол:
— Не вино, а отрава, — он оторвал кусок хлеба и закинул его себе в рот.
Герти начала бить крупная дрожь. Чтобы унять её, она подняла свой кубок и выпила залпом всё, что было налито.
— Так возвращайся к себе, если соскучился по своей рябиновке, — Одиль тоже подняла кубок и с удовольствием пригубила местный напиток.
— Ну хватит сидеть, пошли, — Отто грубо дёрнул Герти за руку.
Нетрезвые гости, увидев, к чему ведёт граф, тоже поднялись с мест и принялись скандировать:
— Первая ночь! Первая ночь!
Певцам пришлось приостановить песню на половине куплета. А гости, кажется, собирались сопроводить молодожёнов в спальню и остаться там, по древнему обычаю.
— Ваша милость, пожалуйста, — взмолилась Гертруда.
Одиль сохраняла равнодушие, и Герти понимала, почему. Мачеха предупредила, что будет вести себя естественным образом, чтобы никто не заподозрил сговора между ними. Тем более, что Отто старался делать всё наперекор сестре.
Герти сложила руки в молящем жесте.
«Что бы ни случилось в спальне, свидетели там явно не нужны».
— Ладно, — согласился Отто, глядя на дрожащую, как ива на ветру, молодую жену. Он поднял руку в протестующем жесте. — Отбой, ребята! Завтра расскажу подробности.
Гости загоготали.
— А вы тут повеселитесь за меня! Выпейте всё пойло, которым расщедрилась моя сестрица!
— За Отто! — краснолицый северянин поднял верх кубок.
— За Нашего Графа!
— За щедрую Одиль!
— И за молодую хозяйку Нордрейда!
«Хозяйку».
В этот момент Герти почему-то захотелось, чтобы яда не хватило, и Отто остался жив.
Глава 14. Убийство
Герти отлетела в стену.
И должна была больно удариться. Но этого не случилось — объятия вампира спасали от столкновения с камнем. Ларс сам впечатался в стену плечом, от чего камень тихо хрустнул и слегка раскрошился.
Когда девушка подняла голову, вампир крепко обнимал её, а губы их были так близко, что… На мгновение она потеряла голову.
Но только до следующего вскрика Мирры, которая…
«Ещё не умерла. Ещё можно спасти!» — Герти жалобно посмотрела на Ларса.
— Не можем. Прости. Их слишком много. И это был её…
— В-выбор? — губы её задрожали.
— Да, — шепнул Ларс и опустил голову.
— Я не хочу быть здесь, — всхлипнула Герти.
— Пошли, — вампир подхватил её на руки, и окружающее пространство смазалось, потемнело.