Отравление в Уичфорде
Шрифт:
– И потому отравители так часто употребляют мышьяк? Ведь если не возникает подозрения, что человека отравили, значит, это легко скрыть?
– Несомненно. И еще одно: мышьяк раздобыть нетрудно, однако обычный врач далеко не всегда бывает настороже. За всю свою жизнь он вряд ли один раз на сотню встречается с отравлением. Он думает, что пациент страдает обычным гастроэнтеритом, и когда тот умирает, врач, не задумываясь, в свидетельстве о смерти ее причиной укажет банальный гастроэнтерит. Ему и в голову не приходит, что тут нечто другое. Да с чего бы оно пришло? Тем не менее я
– Страшно подумать! И ты говоришь, что таких случаев очень много?
– Думаю, каждый четвертый, а это потрясающе много. Ты только вспомни дела, которые стали известны недавно. Седдона, например. Ведь просто чудом обнаружили отравление. Свидетельство было выправлено надлежащим образом, тело даже похоронено. То же самое и в случае с Армстронгом. Да можно перечислять подобные случаи часами.
– Наверное, ты чертовски много обо всем об этом знаешь,- почти восхищенно заметил Алек.
– Да, знаю,- подтвердил Роджер.- Помнишь то дело в Лейтон-Корте, Александр, два года назад, мы еще тогда вместе там оказались? Чего только, каких только материалов, стоящих внимания, я тогда ни прочитал, ну, вроде бы, все, что об этом писали - и мне кажется,- скромно заключил он,- что теперь я знаю о преступлениях больше всех.
– Следовательно, ты сможешь написать детективный роман,- проницательно констатировал Алек.- Но, между прочим, как насчет того, чтобы начать переодеваться к обеду? Уже почти семь часов.
Глава 6
Знакомящая нас с мисс Пьюрфой
Миссис Пьюрфой оказалась приятной невысокой особой с седеющими волосами и жизнерадостной улыбкой. Она поправилась Роджеру с первого взгляда, а что касается самой миссис Пьюрфой, то она и не старалась скрыть своего восхищения, приветствуя столь выдающегося гостя.
– Я прочла все ваши книги, мистер Шерингэме,- сразу же выпалила она, обменявшись с ним рукопожатием, все до единой!
Ну а Роджер никогда и ни в малейшей степени не смущался такими похвалами.
– Надеюсь, их чтение доставило вам больше удовольствия, чем мне их создание, миссис Пьюрфой,- небрежно отозвался он.
– Не хотите ли вы сказать, что писали их без удовольствия? А я всегда думала, что вы, писатели, тогда только и счастливы, когда держите перо в руке.
– Кто-то вас неправильно информировал,- с серьезным выражением лица возразил Роджер.- Если я имею право говорить от всего литературного племени, то скажу, что мы счастливы, лишь когда выпускаем перо из рук.
Что касается самого Роджера, то это утверждение было лживо насквозь: он просто должен был сочинять, чтобы не лопнуть от переизбытка чувств, но Роджер питал отвращение к навязшим в ушах россказням о необходимости самовыражения, которыми потчуют общество второразрядные писатели, чересчур всерьез воспринимающие и себя, и свое сочинительство, и считал долгом представить таких позеров в самом непрезентабельном виде. А то, что его беспокойные попытки возвыситься над этими господами тоже попахивают позерством, хотя и прямо противоположного
– Но вы меня поразили! Вы превращаете в прах мои самые заветные иллюзии. Так вы, значит, пишете не для того, чтобы ощущать радость творчества?
– Увы, миссис Пьюрфой, от вас, как видно, ничего не утаишь. Нет, я пишу не для этого. Я пишу, чтобы заработать на жизнь. Возможно, есть среди пас такие, кто пишет именно из высших творческих импульсов (кое-какие слухи о них до меня доходили), но поверьте - это очень редкие и экзотические птички.
– Ну что ж, вы, во всяком случае, откровенны, улыбнулась миссис Пьюрфой.
– Молли, у Роджера есть конек, - ввернул Алек, он очень любит плести словеса, но к писательству это не имеет никакого отношения.
– В чем же суть этого увлечения, Алек?
– Ты это узнаешь еще до того, как кончится обед, загадочно намекнул Алек.
– Он хочет сказать, что я не позволю ему всецело завладевать беседой, миссис Пьюрфой.
Миссис Пьюрфой взглянула на одного собеседника, йотом на другого.
– Наверное, я тупа, потому что ничего не понимаю.
– Наверное, Алек хочет сказать, что я слишком многолословен и все время болтаю, - объяснил Роджер.
– О, и это все? Но я буду очень рада. Люблю послушать того, кто умеет говорить.
– Слышал, Алек?- ухмыльнулся Роджер.- Наконец-то меня оцепили по заслугам.
На этом месте разговор был прерван появлением темноволосой, короткостриженной девицы в бледно-зеленом вечернем платье.
– Моя старшая дочь,- с материнской гордостью возвестила миссис Пьюрфой.- Шейла, дорогая, это мистер Шерингэме.
– Как по-ожива-аете?- протяжно осведомилась темноволосая, стриженая девица.- Вы и есть великий Роджер Шерингэме? Прочла некоторые ваши книжки. Превосходно. Привет, Алек, старый хрыч. Обед уже готов, мам?
– Через десять минут сядем за стол, дорогая. Мы ждем отца.
– А надо ожидать его стоя? Что, если мы подождем его сидя?- И девица устало плюхнулась в самое большое кресло.
Алек сел рядом, и они сразу же начали обсуждать матч между командами "Джентльмены" и "Игроки". Роджер опустился возле хозяйки на кушетку в стиле "честерфилд".
– Алек не говорил, что у вас есть дочь, миссис Пьюрфой,- заметил он.
– Не говорил? А у меня их две и сын, но мальчик и вторая дочка сейчас в отъезде.
– Вы не ошибаетесь, нет?- спросил Роджер вкрадчиво.- Эта леди, которая сейчас втолковывает Алеку, что он ничего не смыслит в крикете, действительно ваша дочь?
– Безусловно, мистер Шерингэме, а что?
– О, ничего. Я просто подумал, не ошиблись ли вы в узах родства? Я бы сказал, что вы дочь, а она - мать.
Миссис Пьюрфой рассмеялась.
– Да, Шейла немного мудрено себя ведет, все время демонстрирует, какая она современная, но знаете, это лишь поза. И друзья у нее такие же. Хотя сегодня она несколько перебарщивает, очевидно специально в честь вашего визита. Изо всех сил делает вид, будто авторитетов для нес не существует. Боюсь, она ужасно стереотипна, как вся теперешняя молодежь.