Отравленные клятвы
Шрифт:
— Николай. — Ее голос, чувственное мурлыканье. Она одета в черный латекс от груди до пальцев ног, буквально. Она облачена в корсет, пояс с подвязками и полоску, которая проходит между ее бедер, тех самых бедер, обутых в высокие черные сапоги из латекса. Она выглядит как доминатрикс, что говорит мне о том, что именно над этим она работает сегодня вечером.
Она также единственная женщина, которую я когда-либо встречал, которая отдает так же хорошо, как и берет. Не то чтобы я испытал это на себе, я не получаю удовольствия от порки. Но я слышал.
— Сегодня вечером я хозяйка, — говорит она мне, и я слышу сожаление в ее голосе. Ей нравится, когда я прихожу и спрашиваю о ней.
— Ты будешь той, кем я хочу тебя видеть, пока я плачу, — говорю я ей и вижу ее мгновенную реакцию на это, румянец на ее острых скулах. Аша, одна из немногих женщин, которые, я знаю, искренне хотят меня. Это то, что заставляет меня возвращаться к ней. Но я все еще не уверен, что она трахнула бы меня, если бы я ей не платил. Никогда не отдавай то, на чем можно заработать доллар. Я знаю, это ее мантра. Я знаю ее очень, очень хорошо.
— Это твой клуб, босс, — говорит она с соблазнительной улыбкой, ее язык проводит по краю ее полной, накрашенной красным нижней губы. — Если ты хочешь, чтобы я заменила латекс на кружево, я могу это сделать. Или что угодно еще, что ты пожелаешь.
Все, что я пожелаю. Я знаю, что это то, что здесь предлагается. Я пользуюсь этим в течение многих лет. Я владею эти местом, или по крайней мере моя семья владеет, благодаря чему все девушки меня знают.
Лиллиана возникает в моем сознании, непрошеная. Маленький испуганный зайчонок в ловушке, но дерзкий. Я также очень скоро буду владеть ею, согласно букве закона, и согласно закону Братвы, я уже владею ею, но я знаю, что она так не считает. Она собирается бороться со мной, пока я не научу ее подчиняться, пока я не заставлю ее хотеть этого, и привлекательность этого заставляет мою эрекцию угаснуть прежде, чем соблазнительное выражение лица Аши сможет оживить ее.
— Вообще-то, если подумать, не позволяй мне отрывать тебя от твоей ночной работы. — Я одариваю ее непринужденной, приветливой улыбкой. — В конце концов, я знаю, сколько заплатят чикагские политики за то, чтобы ты наступила им на яйца. Я вижу книги.
— Надеюсь, тогда ты не увидишь немного лишнего, что я кладу в карман. — Она кокетливо подмигивает мне, как будто ей насрать, что я ей отказал, но я вижу намек на разочарование на ее лице. Я знаю, что она хочет меня. Обычно мне этого было бы достаточно, чтобы отвести ее вниз и дать нам обоим то, что мы хотим и в чем нуждаемся.
Но сегодня вечером это не то, чего я хочу. Женщина, которую я действительно хочу, находится в моем семейном особняке, запертая в одной из многочисленных спален, ожидая того дня, когда мы скажем свое "ДА". И хотя я не собираюсь поддаваться искушению и трахать ее сегодня вечером, я действительно хочу ее увидеть. Мне нужно ее увидеть, и это то, с чем мне нужно будет решить, что делать, прежде чем это доставит мне еще больше неприятностей, чем уже есть.
— Спокойной ночи, — говорю я Аше, и она посылает мне воздушный поцелуй, когда я ухожу, выражение ее лица не меняется. Я уважаю это в ней, она скрывает свои эмоции так же хорошо, как и я, прячет их за сексом и соблазнением, так же как я прячу свои за холодной, жестокой внешней оболочкой, которую я так тщательно оттачивал. Она никогда не позволяла мне видеть, как она вздрагивает, не более чем на секунду.
Я убеждаю себе идти спать, пока водитель отвозит меня обратно в особняк не для того, чтобы найти Лиллиану и заглянуть к ней. А еще лучше, я должен попросить своего водителя отвезти меня в мой пентхаус на Золотом побережье, чтобы между мной и женщиной, которая еще не является моей женой, была дистанция. Но мне не нравится идея оставлять ее в доме моего отца, пока меня нет рядом. Я не думаю, что он прикоснулся бы к ней, не принимая во внимание законные последствия, если бы он прикоснулся пальцем к моей будущей жене, но есть часть меня, которая не обязательно пропустила бы мимо ушей моего отца мысль о том, что он выше любых последствий.
Я хочу, чтобы она была в безопасности. От него, и от меня. Я не понимаю этого побуждения, но оно удерживает меня от того, чтобы сказать водителю отвезти меня в другое место, пока я не вернулся в знакомое фойе особняка моего отца.
Конечно, ничего не стоит выяснить, какую комнату они ей предоставили, или получить ключ. Здесь мне никто ни в чем не отказывает, кроме моего отца, а он уже лег спать. К счастью, и Марика тоже. И снова мне невыносима мысль о том, чтобы столкнуться с ее осуждением или иметь дело с ее реакцией, если она уже знает, что я сделал.
Я знаю, что отчасти мой отец беспокоится о том, что мое бунтарство подпитает ее. Поскольку я сделал что-то, выходящее за рамки наших традиций, она начнет думать, что, возможно, она тоже сможет. Какой бы брак он ни придумал для нее за закрытыми дверями, все пройдет не так гладко, как он планирует.
Я не думаю, что в Марике есть что-то вроде бунтарства. Но я ошибался и раньше. До сегодняшнего вечера я бы тоже не подумал, что у меня это есть.
Комната Лиллианы находится на третьем этаже, в задней части длинного холла. Я вставляю ключ в замок, поворачиваю ручку, и встречаю сопротивление. Я хмурюсь, сбитый с толку, и толкаю дверь. Я слышу глухой удар и низкий стон, и я просовываюсь в отверстие, вглядываясь вниз в тусклом свете, чтобы увидеть фигуру на полу.
— Что за черт? — Я понимаю, что она распростерта на полу, и моя первая испуганная мысль, что она нашла какой-то способ покончить с собой. Что идея выйти за меня замуж была настолько ужасающей, что она выбрала другой выход.
Я присаживаюсь на корточки рядом с ней, прижимаю пальцы к ее тонкой шее. Я чувствую ее пульс, как пойманную бабочку под ее кожей, и выдыхаю, когда меня охватывает облегчение. Я не забочусь о ней, не настолько, но, кажется, я забочусь достаточно, чтобы не желать ее смерти.
Она издает еще один низкий, мягкий стон, и я понимаю, что она не отключилась…не совсем. Но она явно настолько измотана, что даже то, что ее толкнули с того места, где она, должно быть, уснула, прислонившись к двери, не разбудило ее. Я смотрю на нее сверху вниз и чувствую, как волна незнакомой жалости захлестывает меня.
Интересно, ненавидит она жалость, так же сильно, как и я?
Она сворачивается калачиком, с ее губ срывается еще один из тех низких стонов, и мой член набухает. Легко представить, что она издает этот звук по другой причине, которая имеет отношение ко мне. Я чувствую, как мои бедра напрягаются, когда я наклоняюсь, подхватываю ее на руки и поднимаю с пола. Она все еще в платье, в котором пришла сюда, и ткань опасно сползает на ее груди, угрожая показать мне ее грудь. Когда я прижимаю ее к себе, я ощущаю острый запах женского возбуждения, и мои брови хмурятся.