Отравленные клятвы

Джеймс М. Р.

— Да, спасибо. — Голос моего отца изменился. В нем сквозит неподдельная уверенность, которую я лично считаю совершенно незаслуженной, но он играет в игру. Я стою там, ожидая указаний, потому что ничто в сегодняшнем вечере не зависит от моего выбора. Я просто шахматная фигура, и я жду, когда меня переместят на доске в этой партии.

Мужчина в черном уходит и возвращается с накрахмаленным белым полотенцем. Он передает его моему отцу, который вытирает им волосы, лицо и руки, прежде чем провести пальцами по волосам так, чтобы они были зачесаны назад с темными вмятинами

по краям, где линия роста волос редеет.

— Следуйте за мной, пожалуйста, — говорит мужчина, и мой отец повинуется. Он бросает на меня острый взгляд, и я делаю то же самое, мои каблуки стучат по мрамору, когда нас выводят из фойе, мимо охраны, по коридору к другой высокой позолоченной двери.

Пахана нет внутри. Это то, что выглядит как официальная гостиная: блестящие паркетные полы, высокие книжные полки и кожаные диваны, обрамляющие каменный камин. По обе стороны от камина расположены огромные застекленные окна, по которым струится дождь.

— Кто-нибудь придет за вами, когда мистер Васильев будет готов, — говорит мужчина в черном костюме, а затем выходит, закрывая за собой тяжелую дверь и оставляя нас одних.

Я опускаюсь на один из кожаных диванов, чувствуя, как у меня немного дрожат колени. Я не знаю, должна ли я сесть, но мне все равно. Никто не должен долго стоять на четырехдюймовых каблуках.

Мой отец смотрит на меня, но не говорит мне встать. Я чувствую, как мое сердце бьется в груди в тяжелом ритме, и я пытаюсь сосчитать каждое биение, на чем-то сосредоточиться, кроме того, что будет дальше. Если я позволю своему разуму разгуляться, ужасы, которые я придумаю, будут слишком ужасны, чтобы с ними справиться. За эти годы я очень хорошо научилась контролировать свой страх. Я считала удары сердца, считала вдохи, считала секунды до того, как что-то закончится. Считала удары хлыста по моей коже…

Я чуть не выпрыгиваю из своей кожи, когда открывается дверь, и в комнату доносится резкий голос с сильным акцентом.

— Вас ждут. Следуйте за мной.

Я автоматически встаю, не дожидаясь указаний, разглаживаю руками юбку.

Настал момент расплаты.

НИКОЛАЙ

Едва я выхожу из кабинета отца, как нежная рука хватает меня за рубашку и тащит в соседнюю комнату.

— Николай! — Моя сестра, Марика, смотрит на меня с яростным выражением на лице. Несмотря на то, что она на фут ниже меня и на сотню фунтов легче, над ее гневом не стоит насмехаться. Прямо сейчас она выглядит так, словно хочет выцарапать мне глаза. — Ты же на самом деле не собираешься соглашаться с этим, не так ли?

— Ты не должна подслушивать. — Я хотел бы сказать, что у нашего отца есть слабость к своей дочери, но я давно знаю, что у моего отца есть слабости не там, где кого-то это касается. Если бы он узнал, что Марика подслушивала, она была бы наказана.

— Меня никогда не поймают. — Фыркает она, убирая с лица свои белокурые волосы, серо-голубые глаза того же оттенка,

что и у меня, сверкают на мне. — Ты не можешь быть серьезным. Ты собираешься забрать эту бедную девушку и…

— Ты даже не знаешь, кто она.

— Это не имеет значения. — Марика топает миниатюрной ножкой. — Что, если бы это была я? Что, если бы наш отец отправил меня трахаться с каким-нибудь мужчиной просто так…

— Этого никогда не случится, и ты это знаешь. Ты дочь Пахана. За кого бы ты ни вышла замуж, тебя выберут лично.

Она морщит нос.

— Ты все еще упускаешь суть.

Я провожу рукой по волосам, вздыхая.

— Марика, будь разумной. Ты действительно думаешь, что я собираюсь причинить ей боль?

— Ты не можешь согласиться с этим и не навредить ей.

— Если ты подслушивала, значит, ты слышала весь разговор. Наш отец очень доволен собой за то, что додумался до этой идеи. Ты знаешь, я не могу сказать ему "нет".

Она поджимает губы. На это нет ответа, она знает не хуже меня, что в словаре нашего отца нет такого слова.

— Что ты собираешься делать? — Спрашивает она наконец.

— Ты же знаешь, я не причиняю вреда женщинам. Я не против насилия, но я не буду этого делать.

— Ты же не собираешься… — Марика тяжело сглатывает. — Заставлять ее?

Мое лицо искажается, и я пристально смотрю вниз на свою младшую сестру.

— Я никогда в своей гребаной жизни не принуждал женщину. — Слова звучат резче, чем я хотел бы, но я не извиняюсь. Сама идея оскорбительна. — Конечно, я, блядь, не собираюсь этого делать.

— Технически готовность не означает…

— Боже, Марика. Я, блядь, это знаю. — Я снова провожу пальцами по волосам. — Я разберусь с этим. Может быть, я просто оставлю ее у себя на несколько дней, заставлю их думать, что я ее трахнул, а потом позволю ей уйти. Звучит так, будто ее отцу все равно, что с ней будет потом. Я дам ей немного денег, а затем отправлю ее восвояси.

— Как шлюху?

— О, прекрати возмущаться. — Я свирепо смотрю на нее. — Я обожаю тебя, Мари, но ты не хуже меня знаешь, что в этом мире очень мало вариантов, и еще меньше для таких девушек, как ты и она. Вы можете находиться на разных концах спектра, но это, черт возьми, одно и то же.

— Что, если ты захочешь ее? — Марика закусывает губу. — Ты все еще соберешься оставить ее в покое?

Я не могу поверить, что веду этот гребаный разговор, но Марика похожа на бульдога, когда речь заходит о чем-то, на чем она зациклилась. Она не успокоится, пока не получит ответ, который ее удовлетворит.

— Тогда я найду другую женщину, которую захочу, — говорю я ей категорично. — Я могу получить практически любую женщину, которая мне понравится добровольно, и, если я захочу чего-то более мрачного, я заплачу за это. Мне не нужно нарушать свой собственный моральный кодекс, чтобы трахаться. — Я прищуриваюсь. — Теперь, могу я прекратить этот разговор со своей чертовой сестрой?

— Отлично. — Марика толкает дверь, отступая в сторону. — Но тебе лучше не лгать мне.

Я закатываю на нее глаза и выхожу из комнаты.