Отражение Улле
Шрифт:
«Тебе будет хорошо, — думал Имро с любовью — Ты наш, наш». Теплая струйка потекла в истомившийся рот.
В этот миг вселенная преобразилась. Время отхлынуло… еще… еще… округлилось, затрепетало — и побежало вспять! Волна невероятного, беспредельного счастья накатилась на Имро. О блаженство — быть вместе с Улле в час его торжества! Время шло назад, к своему началу.
Все изменилось. Потоки тепла и света текли теперь обратно, их источники жадно глотали то, что прежде ими исторгалось. Поэтому теплое стало холодным, белое — черным. Так же изменились и чувства Имро. Нежность предстала в образе отвращения.
Зачем он прильнул губами к этой гнусной, презренной твари? Зачем ему нужно это гадкое существо — человек? Потом он вспомнил. С ненавистью выплюнул в дырочку ледяную струю крови. Потом заживил ранку зубами и брезгливо отстранился.
Вот кто он был на самом деле — даритель жизни. Его упыриная сила изливалась в брюхо животворной кровью. Он будет впрыскивать ее в пустые, сухие мешки — трупы, даруя им жизнь. Пусть живут, пусть жрут, пятясь по лесам, рожденные из праха благоуханные кучки. Пусть живут до тех пор, пока жадные чудовища — самки — не поглотят их, съежившихся и потерявших разум, своим хищным кровавым чревом. Все они — жалкие твари. Он, Имро, — выше, чище, светлее. С ним не сравнится никто. Творение Улле, он был создан и предназначен для бытия в обратном времени, и только теперь, когда Улле победил и время устремилось вспять, раскрылась истинная сущность упыря.
Имро больше не видел мира — глаза его посылали сигналы обратно, из мозга — в мир. Сначала рождался образ в сознании — образ камня, дерева, события. Потом из глаз изливался свет. И свет этот порождал в мире увиденное, а вернее — измышленное упырем. Причина и следствие поменялись местами, и вдруг оказалось, что причиной всего сущего является его, Имро, мысль. Отныне он был создателем и творцом, и его могуществу не было предела. Его глаза сияли на все мироздание, трепещущие ушные перепонки наполняли воздух звуками.
Имро встал и шагнул назад, расправляя плечи. Его распирало от гордости. Он был наконец-то в гармонии с миром — он, упырь, прекраснейшее из существ, царь вселенной. Час упырей настал.
Имро попятился, песок расступился сам собой под его ногами, и он ушел в землю. Потом он лежал в толще песка, а время убывало ровно и тихо, и лишь одно нарушало покой упыря, не давало целиком отдаться блаженству. Он знал, что его упыриные дни скоротечны. Скоро он станет презренным мешком для крови, и другой упырь накачает его красной жижей, и он оживет.
Потом он вдруг понял, что мысли его текут по-прежнему вперед. «Они должны были бы течь вспять, — подумал Имро. — Воспоминания должны убывать, исчезать из памяти по мере того, как возвращаются мгновения и события. Я должен помнить только грядущее — то, что было прежде прошлым. Но это не так. Я помню и то, и другое. Я помню миг, когда время повернуло назад, хотя этого мига по-настоящему еще не было и я ухожу от него все дальше в прошлое. Может быть, это свойство сознания и оно не может существовать иначе? Но как же так, ведь получается нелепость. Эти мои мысли — я точно знаю, что в это самое время, в эти мгновения, которые сейчас убывают, — у меня не было таких мыслей. Значит, не все воспроизводится в точности как было. Значит, я, творец вселенной, сильнее самого времени. Мое сознание работает так же, как и раньше. И я могу не подчиниться судьбе и творить ее по-своему. Я возьму себя за горло, когда придет час подняться на поверхность и стать человеком. В этом обратном времени человек — грязь и плесень. Я не хочу им быть. Этот мир — для нас, упырей».
И вот вернулся день его смерти. Он почувствовал, как тело его само собой ползет кверху. Но Имро воспротивился воле времени. Он был уверен в своих силах, ведь его мысли теперь обрели всевластие. Имро заставил себя увидеть, почувствовать, что никуда не ползет и лежит неподвижно. Время поддалось. Оно было мягким и чуть-чуть упругим.
Миг смерти вернулся — и сгинул. Имро остался упырем. И тут ему стало страшно. Он рванулся вверх, выскользнул из-под земли и стал пятиться кругами по пещере. На смену ночи спешил вечер; небо с растущей жадностью сосало свет. В мозгу у Имро родился грохот, его перепонки затрепетали, и тотчас от подножия дальней горы к вершине полетела лавина. В углу он наткнулся на человека, того самого, которого он вернул к жизни, влив в него свою кровь. Он почему-то не ожил. Теперь от него осталась тягучая жидкая тень, она медленно таяла.
Имро знал: в этой пещере сейчас должен находиться тот, кем он был раньше, и трое его спутников, накачанных кровью мешков. Но их не было. На миг ему снова стало страшно. Они были здесь, когда время шло вперед, а теперь, когда время вернулось, люди не вернулись с ним вместе! Время убывало налегке, побросав все, что имело, в замкнувшейся сзади петле! Потом Имро подумал: «Люди — мерзкие уроды. Им не дано существовать в обратном времени. На это способны только мы, упыри, светлоокие и всесильные».
А что же звери? Лес был пуст, в нем метались зыбкие тени. Имро силился представить себе волка, бегущего хвостом вперед, волка, плюющегося оживающим мясом. Волк, зачем тебе глаза на заду? Имро не мог создать этот образ, не мог создать ни этого зверя, ни другого, а это означало, что в мире, где время бежит по пути Улле, нет ничего живого. В мире остались одни упыри. Черные снежинки поднимались с земли, кружились почти как прежде, взмывали в голодное небо. Неподвижно стояли мертвые каменные стволы. Потом на полу возник меч. Имро помнил его. Меч одного из кровяных мешков. Ни с того ни с сего меч вдруг поднялся в воздух и срастил воедино обрубки упыриного тела, тоже взлетевшие с пола. Возрожденный упырь попятился и нырнул в песок, глотая свист.
Имро вдруг с предельной ясностью понял: ничего этого никогда не было. Не было ни одного из этих убывающих теперь мгновений. Время идет вспять, спору нет. Но идет по иному пути! Оно отклонилось далеко в сторону от самого себя. Нелепости нагромождались. Мир летел неведомо куда, с каждым мгновением уносясь все дальше от исходной точки. Сможет ли время найти путь обратно? И если не сможет, то чем все это кончится?
Улле должен был замкнуть все время целиком, так, чтобы и самый миг рождения вселенной оказался в петле. Тогда бы все вышло как надо. Но точно ли это, что происходит сейчас, — торжество Улле и свершение его замысла?
Убыло еще два дня. Каменные деревья крошились и таяли, как будто бы в прежнем времени они сгустились из дыма. Все звуки были мертвы. В слепой мерцающей мгле дрожала память о птицах. А упырей становилось все больше. Они почковались из скал и заплевывали друг друга кровью, которую некуда было девать. Имро не зарывался больше. Он неподвижно лежал на пороге пещеры и ждал. Иногда он плевал кровью в небо. Небо глотало кровь, как снег и свет, — с одинаковой жадностью.
Потом все кончилось. Время рванулось, сместилось, нахлынуло… и снова побежало вперед. Свет яростно брызнул в глаза. Небо, набухшее, подобно сытой пиявке, блевало кровавым снегом и светом упыриных глаз.