Отражение Улле
Шрифт:
— Дыши через мох! Это ненадолго. Сейчас рассеется.
— М-м-м… м-м!
— Лежи, не дергайся!
Смрад и впрямь скоро стал слабеть. Тогда они двинулись в путь и шли до полудня. Эйле вдруг встала как вкопанная и уставилась в небо.
— Ты чего?
Орми проследил за ее взглядом и оцепенел от ужаса. Огромное крылатое чудище неслось высоко над лесом. Оно металось из стороны в сторону и летело зигзагом, высматривая что-то внизу. Уже были слышны глухие хлопки перепончатых крыльев.
Орми схватил Эйле в охапку и нырнул вместе с ней под густую ель.
— Будем тихо лежать — может, не найдет, — шепнул он.
— Найдет! Он уже почуял нас.
Крылья шумели все ближе. Орми ощутил движение воздуха, заколыхались ветки высоких сосен…
— Уши надо заткнуть.
— Чем?
— Да вот… хоть мхом.
Наверху затрещали сучья, и гигантский летун обрушился на землю в десяти шагах от елки, под которой спрятались Орми и Эйле. Они увидели в просвете его морду — сморщенную черную личину с глубокими глазами, приплюснутым рылом и круглым ртом, похожим на присоску водяной змеи. Голова чудовища медленно поворачивалась, пока его взгляд не упал на людей.
Никогда еще Орми не испытывал такого ужаса. Взгляд марбианина проникал сквозь его кожу и плоть, пронизывал все тело, добирался до мозга… Потом подернулись мутной слизью и пришли в движение складки вокруг рта… и Орми услышал щебет, пока еще неразборчивый, с трудом прорывающийся сквозь мох и ладони. И тут же словно огонь вспыхнул в мозгу, невыносимая боль наполнила все его существо, и тело, и душу… Потом вдруг все стихло, только земля вздрагивала под чьими-то тяжелыми шагами.
Марбианин больше не смотрел на них — что-то отвлекло его. Он подпрыгнул на коротких упругих ногах, растопырил крылья, выгнул шею. Мускулы на его морде надулись, глаза выпучились.
— Кто-то спешит нам на помощь!
Только услышав голос Эйле, Орми заметил, что уже не зажимает ладонями уши.
— Ну, раз так… — Орми вскочил и выхватил меч.
— Не надо! Не делай этого!
Но Орми уже выбрался из-под еловых ветвей и бежал к марбианину — тот сидел к нему боком, надуваясь и громко шипя. А земля дрожала еще явственнее, и когда Орми оставалось не более трех прыжков до врага, из зарослей показался Белолобый. Он несся в атаку, опустив бивни почти до земли.
Марбианин прокричал что-то, но Орми был так одержим яростью, что не расслышал и не заметил этого крика. Он замахнулся для удара, намереваясь отрубить марбианину крыло и успеть отскочить прежде, чем налетит мамонт. Но летучая тварь с силой хлопнула своими перепонками и оторвалась от земли. Конец крыла мелькнул перед носом Орми, едва не задев его. Воздушная волна сбила его с ног, но он успел, падая, нанести удар, и в тонкой пленке между костяными лучами крыла появилась рваная дыра.
Стрела пролетела над головой Орми и целиком ушла, как провалилась, в лоснящееся брюхо марбианина. Эйле снова натягивала лук — неумело, с трудом; от напряжения на ее глазах выступили слезы.
Мамонт налетел на марбианина спустя мгновение, когда тот успел подняться над землей не более чем на две сажени. Могучие бивни пропороли чудовище насквозь; марбианин обмяк и повис на бивнях липкой тягучей массой. Он совершенно расплылся, и Белолобый обтер его остатки о толстую сосну.
— Победа! — Орми поднял меч высоко над головой.
— Не может быть… — Эйле ревела, прижавшись к мохнатой, как ствол обросшей лишайником ели, ноге Белолобого. — Ведь это марбианин… он сильнее всех земных тварей. Как же мы…
— Вряд ли мы его убили, — вздохнул Орми. — Он, должно быть, снова, как в тот раз, переселился в запасное тело. И все-таки ему не удалось нас одолеть!
Он обошел мамонта кругом и посмотрел ему в глаза.
— Как ты тут оказался, Белолобый? Второй раз уже нас спасаешь!
— Пойдем с нами! — сказала Эйле косматому гиганту. — И будем вместе до конца. Мы не должны больше расставаться.
Тогда Белолобый подхватил хоботом сначала ее, потом Орми, посадил обоих себе на спину позади торчащего, как скала, выпуклого затылка и побежал на север. Двигался он легко и бесшумно. Даже пробираясь через бурелом, не трещал сучьями и, казалось, вовсе не замечал своей ноши.
— Есть еще под небом друзья у Имира! — воскликнул Орми, горделиво поглядывая с высоты на проплывающие внизу кусты и камни.
Эйле сказала:
— Пока есть жизнь, будет и помощь Имиру на земле. Все живое за нас.
— Ну, это ты маленько того…
— Ничего не того. Все живое… в той мере, в которой оно живо, должно помогать нам. Улле никому здесь не нужен.
Орми усмехнулся.
— Ты, Эйле, здорово все чуешь — и опасность, и друзей от врагов умеешь отличать. Но когда ты начинаешь рассуждать…
Ползучая живоглотка, притаившаяся высоко на сосне, распрямила напружиненный стебель и метнулась к людям. Она лишь чуть-чуть промахнулась, и цепкие кожистые листья скользнули по красноватому меху мамонта в локте от ноги Орми. Белолобый пробежал мимо, а коварный цветок тем временем снова сворачивался на сосновой коре, притворяясь причудливым сухим сучком.
— Вот! А это как тебе? — закричал насмерть перепуганный Орми. Видала? Все живое! Да будь они прокляты. У нас за горами они хоть по деревьям не лазают.
— Она вырвала клок шерсти у Белолобого, — пробормотала Эйле растерянно.
— Может, подавится. — Орми плюнул на землю. — Да нет, куда там. Эта травка что хоть переварит…
— И все равно, — сказала Эйле, — в каждом живом существе есть хоть что-то хорошее. Потому что все они созданы Имиром. И без него они просто не были бы живыми.
Они недолго ехали на спине Белолобого. Скоро мамонт замедлил шаг и стал забирать влево. Потом он и вовсе остановился и насторожил уши. Орми тоже прислушался. С запада, издалека, доносился глухой могучий рев. Его ни с чем нельзя было спутать. Орми вздохнул.
— Ясное дело. Мамонтово побоище. Кажется, Эйле, нам придется расстаться с нашим мохнатым другом. У него есть дела поважнее, чем катать нас на спине.
— Какое побоище?
— Время сейчас такое. Конец весны, начало лета. Мамонты бьются за самок. Это каждый год бывает со времени прихода Улле.