Отражение Улле
Шрифт:
— Пойдем. Двести четыре. Я знаю, где второй выход. Надо выяснить, сколько шагов отсюда до второго выхода. Пойдем прямо сейчас.
— Сначала сосчитаем шаги до Энки. Он пошел спать в… первый коридор направо. Может, он захочет посчитать с нами вместе.
— С нами втроем, — сказала Эйле. Они двинулись к Энки. Энки храпел, завернувшись в шкуру.
— Мы уходим, — Орми потянул брата за ухо, подсчитывая в уме общее число ушей в пещере Светлого. — Идешь с нами?
Энки проснулся мгновенно, и по его лицу было видно, что ему не придется долго втолковывать, о чем речь. Однако ответил он не сразу.
— Похоже на то, что Элгар прав. — Энки говорил глухо, потупив взгляд. — Здесь мы хоть в безопасности. А стоит выйти — и все. Только зря погибнем. Нет, не пойду. И Аги, и Бату тоже — все мы нахлебались горя. А тут тихо. Сначала я не понимал, а теперь понял, что это такое. Покой. И некого бояться.
— Ну, так прощай, брат. Я не буду долго тебя просить — И, обращаясь к Эйле, Орми добавил: — Бежим, пока не хватились!
Уже убегая, Орми крикнул брату на прощание:
— Досчитай до ста, сделай милость. Нам бы только до выхода добраться… а наружу Элгар носа не высунет.
Вот и выход. Не тот, на скале, а другой, в глубокой расщелине у подножия снежной горы. Дверь была такая же, потайная — каменная, но на этот раз Орми видел ее не хуже своей спутницы. Миг — и они снаружи. Расщелину эту Орми знал — ему случалось ходить сюда за дровами.
Здесь было утро. Ночью, видно, прошел дождь. С только что распустившихся листочков ольхи-людоедки свисали мутные капли. Побеги чуть шевелились; тяжелые черные почки на концах ветвей, к счастью, не успели еще лопнуть. В них наливались соком туго скрученные отростки — жала, готовые впиться в любую теплую плоть.
Орми быстро провел Эйле через заросли, и они взобрались на покрытый лишайником плоский камень, от которого начинался крутой и скользкий подъем на северный склон ущелья.
Вдруг позади раздался треск. Медведь Элгара стремительно мчался к ним, круша сухие деревца и сдирая с камней мягкие моховые подушки.
— Лезь на скалу! — скомандовал Орми.
— Не надо — Эйле взяла его за руку — Он нас не тронет.
— Ну да! Несется прямо на нас! Лезь!
Но Эйле не двинулась с места, и у Орми не осталось времени на уговоры. Медведь был рядом. Орми обнажил меч и крикнул:
— Ну, чего ты хочешь? Мы не вернемся в подземелье! Смотри, мой коготь подлиннее твоих! Ступай прочь!
Зверь остановился у самого камня. Его нос почти касался ступней Орми. Медведь сел на задние лапы, заворчал и смешным жестом поманил людей к себе.
— Уходи, зверюга. Пусть Элгар не тревожится о нас. Мы сами выбрали свою судьбу. А у него еще остались слушатели.
Медведь зарычал громче, в два прыжка обогнул камень и вскочил на него, отрезав людям путь к отступлению. Потом он решительно двинулся вперед, мягко ступая и искоса поглядывая на меч.
— Стой, или я… — Орми замахнулся. В тот же миг Эйле отстранила своего спутника, подбежала к зверю и без страха положила руку на косматую голову.
— Так будет лучше, — заговорила она спокойно и тихо, поглаживая медведя по загривку. — Лучше для всех. Нам плохо под землей. Мы захотели на волю. Здесь много зла, но зато все настоящее, большое и невыдуманное. Ветер и мох. И ни к чему все подземное счастье, если снаружи не будет жизни. Прощай. Ты хороший зверь. А мы пойдем.
Орми немного расслабился, оперся на меч. Медведь, казалось, внимательно слушал девочку. Морда у него стала какая-то грустная. Потом он дернул ухом, отвернулся, неторопливо слез с камня и побрел назад, к потайному входу.
— Ловко, — сказал Орми. — С тобой не пропадешь.
— Ты бы убил его?
— Вряд ли я с ним справился бы в одиночку. Медведь есть медведь. Хотя и меч хорош.
— Но тебе не было бы его жалко?
— Если бы он напал? Нет. Ты говоришь как Элгар.
— Просто я не знаю, кто прав.
Они вскарабкались на гриву и спустились по ее северному склону в лес. Жизнь пробуждалась повсюду. В расщелинах еще лежал снег, он был почти черный и кишел снежными гусеницами. Во влажных ямах наливались соком жирные скользкие соплянки. Где-то на болоте хрипела, задыхаясь, шальная ворона, сдуру севшая на хищный лист живоглотки. Комары еще спали.
Орми и Эйле шагали на север, по колено в мокром пахучем кустарнике нэр. Черные листья осыпались и липли к ногам.
— Чтобы попасть в Дуль-Куг, — сказала Эйле, — нам придется пройти весь Гуган.
— А нельзя ли обойти его? Что, если двинуться на восток вдоль стены? Ведь рано или поздно стена должна повернуть на север. Помнишь рисунок на шкуре?
— Да, там страна Каар-Гун, сплошное болото. Но это, наверное, все-таки лучше, чем Гуган. А такого хорошего леса, как здесь, мы нигде больше не встретим.
Орми пожал плечами.
— Конечно, болото лучше. Я по болотам умею ходить, не утонем.
Заночевали в корнях поваленной сосны.
— Элгар все зовет, — сказала Эйле. — Говорит, мы погибнем зря.
— Зря? — Орми задумчиво ковырял палкой угли. — Разве что-нибудь на земле может случиться зря? В наших душах живет Слово Имира. Куда оно денется после смерти? Может быть, так и нужно, чтобы мы погибли.
— Кому?
— Имиру. Может, мы, люди, — всего лишь часть, ступенька, один шаг длинного пути, который должна преодолеть душа, прежде чем…
— Чем что?
— Да отстань ты, — разозлился вдруг Орми. — Вот привязалась. А я-то, дурень, все болтаю, болтаю невесть что…
— Вот именно, — фыркнула Эйле. — Только я тут ни при чем. Ты сам начал рассуждать — зря мы погибнем или не зря.
— А ты-то как думаешь?
— Я думаю так: если мы погибнем, то это и будет значить, что все было зря. А еще я думаю, что мы не погибнем. А еще — что давно пора спать.
Утром с болота налетел ядовитый ветер. Орми вырвал клок мха, прижал его к лицу спящей Эйле. Другой такой же — себе.