Отражение
Шрифт:
Они прогуляли весь день, и за это время Катсу даже не думал о том, что занимало все его мысли последние несколько недель. Чувство вины, горечь, заковырки расследования — все отошло на задний план, словно исчезло, оставив их одних во всем мире.
Поэтому, когда он подходили к дому, очень не хотелось возвращаться.
Небо было красным-красным, заходящее солнце отражалось алыми бликами в окнах машин и домов, и в душе наконец-то, впервые за долгое время, появилось спокойствие.
— Ну… неохота идти домой, — признался Катсу, заметно
Хибари на мгновение призадумался и вдруг улыбнулся.
— Есть идея. — Он потянул его на подземную парковку.
Заинтригованный, Катсу брел за ним мимо многочисленных машин, а потом они остановились у одного из отцовских автомобилей.
— Поедем кататься на машине? — обрадовался он, но отец покачал головой и прошел чуть дальше — к чему-то маленькому, прикрытому брезентом.
Одним движением он сорвал ткань, и Катсу не сдержал восхищенного вздоха. Это был сверкающий отполированными боками мотоцикл — старого выпуска, но такой мощный и роскошный, что дух захватывало.
Кея любовно погладил его по кожаному сиденью и, перекинув через него ногу, сел, заново привыкая к старым ощущениям. Он с окончания школы не садился за руль мотоцикла, хотя бережно его хранил, и теперь нашел достойный повод на нем прокатиться. Нужно было сделать это намного раньше.
— Ты едешь? Или передумал?
Катсу, встрепенувшись и выйдя из священного шока, быстро уселся сзади и крепко обхватил руками отца за талию. Хибари вздрогнул, нахмурившись, но тряхнул головой и включил зажигание.
Вечерние дороги Намимори сверкали фарами автомобилей и блеском отражающихся в свете фонаря крыш. Под колесами — идеально ровный асфальт, а в ушах — рев мотора и ветра.
Катсу закрыл глаза, выглядывая из-за спины отца. Ветер развевал волосы, бил в лицо, заставляя жмуриться, и хотелось раскрыть руки, чтобы почувствовать себя летящим в воздухе.
Хибари петлял между машинами, умело объезжал пробки, съезжая на пешеходную тропу и тем самым нарушая ряд законов, которые были писаны для всех, кроме него, и наслаждался этим потрясающим чувством свободы. Катсу стискивал его в объятиях, прижимаясь грудью к спине, и… это немного согревало.
…Они пришли домой далеко за полночь. Хибари быстро переоделся и сразу лег спать, не став заходить в душ. Катсу неуверенно потоптался и принялся стелить себе на диване.
— Что ты делаешь? — окликнул его отец, понаблюдав за его действиями.
— Это… спать собираюсь.
Хибари молча сверлил его пристальным цепким взглядом, а потом чуть махнул ему рукой.
— Сюда.
Катсу ушам своим не поверил. Он взял свое одеяло и медленно побрел к кровати, ожидая опровержения, но отец просто смотрел на него, терпеливо дожидаясь его.
Он не отвернулся, как обычно, не отодвинулся на самый край, и Катсу осторожно положил свою ладонь на его руку, лежавшую на подушке.
— Ты как ребенок, — тихо произнес Кея, закрывая глаза. Он отдернул руку, но лишь для того, чтобы обнять его и притянуть к себе. Он делал это не по наитию чувств, а из любопытства и для того, чтобы понять собственные ощущения, но это не было ему неприятно.
— Я и есть, — прошептал Катсу, уткнувшись ему в плечо. На глаза наворачивались слезы. Снова. Но на этот раз вызванные вовсе не горем или осознанием своего бессилия.
Они оба чувствовали себя почти счастливыми.
========== Глава девятнадцатая. О сражении и обманутых надеждах ==========
Время текло просто замечательно.
Катсу сдал, наконец, пост главы комитета одному из перспективных старшеклассников, сразу же подал заявку на вступление в клуб любителей манги и секцию плавания, схлопотал высшие баллы за тесты по японской литературе и математике, а также обзавелся парой приятелей, с которыми даже разделил обед на крыше школы.
Внутри все пело и радовалось. Ему было совестно, но эти эмоции перекрывали скорбь и злость, которые он испытывал последние недели, и он ничего не мог с этим поделать. Должно быть, он плохой человек.
Отец все так же работал, но теперь они выбирались вместе на долгие прогулки в парке или на набережной: он сидел на траве, разложив на коленях ноутбук, и корпел над документами, а Катсу болтался рядом, отвлекая его разговорами или играя в ручную приставку. Когда отец был занят оперативной работой, то Катсу упорно тренировался на базе, и последние несколько дней ему в этом активно помогали Ямамото и Гокудера. Может быть, вскоре Савада вовлечет его в работу?
— Отец сказал, что нужно разозлиться, — упорствовал Катсу, в который раз пытаясь удержать пламя хотя бы на несколько минут.
— Да потому что дебил твой отец! — разорялся Гокудера, тщетно стараясь вбить ему в голову такие понятия, как концентрация и собранность. — Ты знаешь, что пламя облака вообще считается самым слабым из всех?
— Что, правда? — удивились и Катсу, и Ямамото. Хаято хлопнул себя ладонью по лицу.
— И ты туда же, бейсбольная твоя башка. Хибари свое пламя таким сделал сам. На самом деле им очень трудно управлять, даже сложнее, чем пламенем гнева.
— Просто твой отец — великий гений, поэтому ему все так удается, — улыбаясь, пояснил Ямамото, уверенный в своих словах, как ни в чем другом.
— Но если он великий гений, разве это не значит, что я должен слушать его слова, а не ваши?
Они вылупились на него и молчали с добрые три минуты.
— Ты можешь заткнуться и не лезть, когда я тренирую человека? — налетел на Ямамото Гокудера, стряхнув с себя оцепенение. — И причем тут твой папаша? Ты-то не великий гений, с тобой такая фигня не пройдет.
— О, так ты признаешь, что Хибари велик? — ехидно хмыкнул Такеши, и Катсу рассмеялся. Гокудеру подловили.
Хаято побагровел от злости и на мгновение прикрыл глаза, чтобы успокоиться.