Отражение
Шрифт:
— Что за шутки? Ты собрался взять с собой Занзаса?
— Разве это не выгодно? — ухмыльнулся Тсунаеши, скрещивая на груди руки. — Если советник заупрямится, один только вид Варии заставит его подумать еще раз, и подумать хорошенько. В случае чего, мы там и ликвидируем организацию, хотя, повторюсь, такой исход маловероятен.
— Хм… достаточно умно, — оценил Хибари. Они направились к другому кабинету Савады, где он хотел перед отбытием оставить несколько приказов. — Но ты рискуешь, доверяясь Варии. Можно не сомневаться в том, что они разнесут CEDEF, но прикроют ли они тебя — вот
— Хибари, — рассмеялся Савада, — мне приятна твоя забота, но мне уже очень давно не так уж нужна чья-то защита. Вария отправляется со мной лишь в качестве устрашающего элемента, никак не для моей защиты. Но, в принципе, я могу взять с собой Ямамото, он будет только рад. — На этих словах он немного нахмурился. Все-таки ему не особо нравилось тесное общение Ямамото с Варией. — Но ты остаешься, должен же кто-то защищать покой Намимори.
Кея промолчал. Его вполне устраивал такой расклад, но хотелось бы и самолично уже кого-нибудь убить. Будет досадно, хотя и весьма практично, если советник все же послушает здравый смысл и не станет противиться. Варии не удастся устроить пир на костях, но, по крайней мере, CEDEF останется функционировать — внешняя разведка сильно поможет в случае войны.
Девушка-секретарь Савады приветливо улыбнулась им и предложила чай и кофе, от чего они вежливо отказались.
— Хицуне, свяжись с Ямамото Такеши и передай ему, чтобы он собрался и был готов к отлету сегодня вечером. И… займись, пожалуйста, моими документами о разводе.
— Да, конечно, господин Савада.
Хибари вскинул брови.
— О разводе?
Тсуна снял пиджак и бросил его на диван. На его лице не отражалось никаких эмоций: ни облегчения, ни горечи.
— Ну, рано или поздно это должно было случиться, а теперь… Хару винит меня, хотя старается этого не показывать, но… она не может пережить смерть Юи, и я ее понимаю. Если она хочет развестись, то возражать я не стану. Все равно… — Он замолчал, но по его взгляду было понятно, что он хотел сказать. «Все равно я ее не любил». Для него единственной девушкой на всю жизнь была лишь Киоко, а потом Юи, в которой он души не чаял. Разумеется, сейчас ему было все равно на остальных женщин — на жену в том числе. — Есть один разговор насчет Катсу, — вдруг сказал он, меняя тему. — Когда я вернусь, мы с тобой кое-что решим. Я в любой момент могу погиб…
Он не успел договорить, как вдруг раздался оглушительный рев сирены.
Они, не сговариваясь, ринулись в коридор, где уже бежали агенты, на ходу зажигая пламя и активируя коробочки с оружием.
— Это еще что за новости? — в сердцах воскликнул Савада, активируя кольцо.
Хибари ринулся вниз, бесцеремонно расталкивая на своем пути спешащих к месту срабатывания сигнализации бойцов. Савада же присоединился к своим людям.
— Это Трелинно! — раздался крик, и Тсуна стиснул зубы. По пути он наткнулся на Бельфегора и Маммона, спешащих на всех парах навстречу веселью, как они бросили вскользь, а потом увидел Дино.
— Витор сошел с ума? — негодовал Савада, нагоняя Каваллоне. — Он самоубийца — нападать на базу, где Вонгола, Вария и Каваллоне в полном составе?
— И Бьякуран, — пожал плечами Каваллоне, кивая в сторону одного из разветвлений коридора, откуда доносился грохот, и разноцветными вспышками мелькало пламя. Они свернули туда, на звуки развертывающегося боя, и Савада сходу активировал Х-баннер.
Хибари перемахнул через перила, спрыгивая прямо в пролет между лестницами, и нос к носу столкнулся с Ямамото.
— Хибари! В медицинском крыле пробили брешь в барьере, Гокудера отправился туда.
— Отец! — выглянул из-за его спины Катсу, и Кея расслабился. — Что происходит?
— Самоубийство, — ответил Хибари, и его тонфа обволокло темным фиолетовым огнем. Ямамото кивнул и помчался на подмогу Гокудере. — Иди в мой кабинет и жди, когда все кончится.
— Но я тоже могу сражаться! Я пойду с вами.
Хибари не стал спорить, и они вместе ринулись наверх. Еще на подъеме они услышали звук выстрела Х-баннера, стены и пол тряслись, как в землетрясение, и сыпались обломки камня, мебели.
Катсу бежал за отцом, чувствуя, как бешено скачет в груди сердце, и испытывал странную смесь эмоций: страх, возбуждение, любопытство, злость. Это ведь могли быть те же люди, которые убили Хром и Юи.
Сам того не замечая, он оказался охвачен собственным пламенем, и кольцо на его пальце ярко горело, покалывая и обжигая. Кея улыбнулся одними уголками губ, оглянувшись на него, и в следующее мгновение одним ударом выбил зубы одному из нападающих. Катсу поднырнул под его падающее тело, подсекая очередного неприятеля, и обрушил на него руку с зажатой в ней тонфа.
— Трелинно, — коротко бросил пробегающий мимо Каваллоне. Он подцепил кнутом размахивающего пистолетом мужчину и, потянув на себя, швырнул его о стену.
— Мне не интересно имя будущего трупа.
Кея окунулся с головой в собственную атмосферу. Это все было его: адреналин в крови, предсмертные крики, хруст костей и запах крови. Катсу, прижавшись к стене, заворожено смотрел на него в полном восхищении. Каждое стремительное движение, порой незаметное для глаза, довольный прищур глаз при очередном устранении противника, и эта улыбка — как улыбался тот Хибари из прошлого.
Катсу с силой оттолкнулся от пола, сталкивая с траектории удара одного из врагов, и вышиб его телом дверь. Пригнулся, ускользнув от вспоровшего воздух клинка, вскочил, ударил снизу вверх в подбородок, чуть ли не протыкая насквозь горло, а потом подхватился отец, отправляя несчастного в полет с лестницы. В то же мгновение подскочивший сзади вражеский агент пронзил мечом Хибари. Катсу с ужасом бросился к нему, чувствуя, как немеют ноги и вышибает из головы все связные мысли, и наткнулся взглядом на Мукуро.
— Сгинь, — потребовал отец, появляясь из ниоткуда, и проломил череп обескураженному противнику, который ошалело наблюдал за тем, как исчезает в туманной дымке иллюзорное тело.
— Ну, я помогаю не тебе, а Катсу, — фыркнул Мукуро, выуживая из сизого дыма трезубец. — Может, поработаем вместе?
— Не хочу, — бросил Кея, кидаясь обратно в самую гущу.
Катсу растерянно смотрел на Мукуро, не находя слова для того, чтобы выразить свое негодование. Да он чуть не поседел, когда думал, что отца ранили!