Отражение
Шрифт:
Они вышли из парка, дав себе слово никогда не возвращаться обратно, и сели в машину.
Катсу было страшно. От такой непредсказуемой реакции, от того, что еще больше запутался, и от того, что его подозрения по отношению к Мукуро стали отчетливее и воспылали с новой силой.
— Ты спрашивал меня, почему я ненавижу его, — произнес вдруг Хибари, и Катсу вздрогнул. Что-то говорило ему, что если он продолжит, то все изменится раз и навсегда, и явно не в лучшую сторону.
— Давайте не сейчас, — умоляюще произнес он, шмыгнув носом, но Кея будто его не услышал:
— Я пришел сюда, чтобы забить его до смерти. Он был легкой добычей, специально выманивал…
— Отец! — дрожащим голосом окликнул его Катсу, закрывая ладонями уши.
— Я проиграл, но вернул ему потом с лихвой. Я бы забыл о нем в ту же минуту, как его заковали в цепи Вендиче, но дело не только в поражении.
— Я не хочу слышать. Не нужно, пожалуйста.
— Он обычно избавлялся от жертв сразу же после избиения, но со мной почему-то план изменился. Я пробыл у него неделю. Самую… самое ужасное время в моей жизни. — Он нахмурил брови, сжимая губы в тонкую полоску. — Ты спишь с ним, не так ли? Вероятно, по собственному желанию, по согласию… — Кея усмехнулся, глядя жестко и холодно. — Мне он такой роскоши не предоставил.
Катсу прерывисто вздохнул, глядя на него болезненно и пораженно.
— Этого… этого не может быть. Мукуро… он не такой, он не стал бы…
— Ты думаешь, что я стал бы врать об этом? Приписывать себе главное унижение моей жизни, мой позор?
— Вы просто хотите, чтобы я вас слушал. Хотите, чтобы я снова стал вашим бледным подобием, чтобы был один, как вы! — Слезы нещадно жгли глаза, и Катсу почти кричал. Он не верил, не хотел верить. Кто угодно, но только не Мукуро.
— Перестань орать, прекрати истерику.
— Я вам не верю. Если бы он сделал это, то вы бы уже давно убили его! Так почему он еще жив?
Хибари молчал. Мукуро был в тюрьме очень долго, и первое время это очень досаждало. Он терпеливо ждал его освобождения, пытался достать схему Вендикаре, чтобы прийти к нему самолично, но потом… потом он понял, что слишком увлекся своей ненавистью, жаждой мести, а Мукуро того вовсе не стоил. Не тот человек, к которому стоило испытывать столь сильные эмоции, и он пересилил себя, когда его выпустили из тюрьмы после разборки с Деймоном Спейдом. Сдержался, хотя хотелось порвать в клочья. Бальзамом на душу было удивленное лицо Рокудо, когда он понял, что интереса больше не представляет. А потом… а потом случился Савада с глупой просьбой не трогать его. И как все это объяснить в двух словах и понятно, если Хибари и сам не до конца разобрался.
— Молчите… — Катсу судорожно сглотнул и вытер рукавом глаза. Отец бы не стал говорить о таких вещах зря, и он сам видел реакцию Мукуро на него, на него маленького, пришедшего из прошлого… Но… перед глазами вставало его открытое улыбающееся лицо, глаза, глядевшие с неподдельной лаской, он помнил нежные объятия и трогательные слова, которые он находил в самые нужные моменты, и не мог поверить. — Он первый человек, кроме мамы, который полюбил меня такого, каким я являюсь на самом деле. Который поддерживал меня… Он не мог…
— Ты собираешься обманывать себя? Сколько это продолжится до тех пор, пока ты не поймешь: Мукуро ты вовсе не интересен. Он обратил на тебя внимание лишь потому, что ты похож на меня внешне.
— Это неправда! Ему нравилось, что я не похож на вас!
— Очнись, болван, — презрительно фыркнул Кея, несильно ударив его ладонью по щеке. — То, что он говорит, и то, что думает, сильно разнится. Он хотя бы раз называл тебя по имени, когда… когда вы делали это?
— Ну конечно! Он всегда… — Катсу замер, ошарашено раскрыв рот.
Мукуро ни разу не звал его по имени. Только фамилия. Они даже шутили по этому поводу не раз, и…
— Я прав, так? — невесело усмехнулся Хибари, и передернул плечами. Снова. — Меня не радует, что я оказался прав.
— Это… это ничего не доказывает. Мало ли какие у него причуды? Может, у него фетиш на фамилии?
— Фетиш? — обескуражено переспросил Кея.
— Он меня любит. Он мне помогал всегда. Всегда, когда ты причинял мне боль, он был рядом, а ты только и делал, что веселился с Хром!
Хибари изменился в лице.
— Что? Веселился?
— Ты остался один и хочешь, чтобы я был таким же, хочешь, чтобы было все как прежде, чтобы я только тебе принадлежал… Это все вранье! Ты лжец! Я ненавижу тебя, — выпалил Катсу вне себя от обиды и боли и дернул за ручку дверцы.
— Катсу, — позвал Кея, но тот в слезах выбежал из машины. — Катсу!
Он бежал, не разбирая дороги, даже не видя ее сквозь пелену слез. Зазвонил телефон, и он просто вышвырнул его из кармана.
Было так больно! Он не мог разобраться в том, кому верить, чему верить. Отец говорил очень убедительно, но это просто не могло быть правдой. Мукуро не такой, совсем не такой. Он пытается помочь, он хочет исправиться, он искренен. Он не стал бы умалчивать или врать, он даже не способен на что-то подобное. На что-то настолько отвратительное.
Он поднялся на этаж, где жил Мукуро, и нажал на кнопку звонка, одновременно вытирая лицо и пытаясь успокоиться. Но когда дверь распахнулась, не удержался и снова разрыдался, бросаясь Мукуро на шею.
— Катсу? — удивился он и беспокойно ощупал его. — Что случилось? Тебе больно? Ты ранен? Почему ты плачешь?
Катсу улыбнулся сквозь слезы. Вот же он, добрый и заботливый. Как такой человек может…
Мукуро закрыл дверь и, с трудом отцепив от себя мальчика, усадил его на диван. Катсу немного успокоился, забравшись с ногами на сиденье, и с благодарностью принял чашку горячего чая. Мукуро присел на колени перед ним и провел ладонью по его волосам.
— Что случилось? Ты сам на себя не похож.
— Я поругался с отцом.
— Снова? Даже у него должен быть предел.
— Ты меня любишь? — спросил вдруг Катсу, и в его голосе прямо сквозила надежда. Мукуро мгновение смотрел на него, а потом вздохнул и взял его ладонь в свою руку, переплетая пальцы.
— Я не знаю, что именно сказал тебе твой отец, но ты сам должен знать, что да. Эй, — он коснулся его щеки, ласково улыбаясь, — я люблю тебя. Разве что-то может тебя в этом разуверить?