Отражение

SmileGin

Прошло уже четыре года с тех пор, как Мукуро заполучил Саваду и контроль над Тринисетте. Он без особого труда справился с мафией, перетянул на свою сторону множество людей, которые считали его несущим справедливость героем, корпящим на благо общества, но когда Альянс пал, под нож попали и прочие. Мукуро не щадил даже приближенных к нему, но обезумевшие от страха люди все равно ползли к его ногам, в надежде, что он пощадит их. Мукуро выдавливал из них все соки, заставляя сдавать своих же, совершать настоящие зверства, а потом отправлял в утиль, словно сломанную игрушку.

Все, что осталось у человечества — маленькие убежища, где количество человек не превышало двух сотен, разбросанные по всему миру. Им приходилось питаться крысами и сутками искать питьевую воду, а прятаться в чудом уцелевших бункерах и подвалах домов, скрываясь от очищающего пламени Мукуро. Он не переставал вещать о том, что их жертвы не напрасны, о том, каким прекрасным станет мир, когда все живое на нем переродиться заново, говорил много и красиво, и Катсу не мог не признать, что он убедителен, и находились безумные фанатики, верящие каждому его слову. Они приносили в жертву детей и юных девушек, сжигая их заживо или бросая в море, окрасившееся в темно-красный цвет. Когда Катсу встречал их на своем пути, то без всякой жалости убивал, а потом шел дальше. Иногда он виделся с Варией, в рядах которых заметно поредело, с Ямамото и Гокудерой, с Каваллоне, однажды встретил даже Козато Энму: они все еще возглавляли стремительно теряющее позиции сопротивление, и Катсу даже иногда помогал им. Он не ставил себе цели помочь людям; единственное, чего он хотел — освободить отца, а дальше пусть все хоть проваливается в ад.

Катсу отслеживал и смотрел на своем портативном видео приемнике кровавые ролики, которые в целях устрашения распространял Мукуро, и очень часто в них в роли карателя и палача выступал отец. Катсу иногда отрешенно и болезненно отмечал его стеклянный взгляд, механические, лишенные ловкости и гибкости движения, и думал, что безнадежно опоздал, но потом ловил в кадре его руки с незаживающими стертыми запястьями, улавливал быстрое подергивание радужки в глазах, когда цвет менялся с серого на красный и обратно, и понимал, что отец тоже борется. И что его сражение точно такое же тяжелое и отчаянное, как и у него.

Катсу шел на риск, появляясь в стратегически важных для Мукуро местах, устраивал там диверсии, порой с трудом оставаясь после таких выходок в живых, но он надеялся, что такой шумихой он даст отцу знать, что он жив, что он не оставил его, не забыл. Он хотел, чтобы отец тоже на него надеялся, чтобы не сдавался. Неважно, сколько времени это займет, он найдет способ его освободить.

Вдалеке прозвучал взрыв. В воздухе взметнулось красное и синее пламя — где-то шел ожесточенный бой, но для Катсу он не представлял особого интереса.

Он подкинул в воду камешек и бесстрастно уставился в нее, разглядывая себя в зеркальной глади. Он видел по ту сторону отца, словно он вот тут — под водой, совсем рядом, и стоит только протянуть руку, чтобы коснуться его руки. Когда-нибудь… когда-нибудь это случится. Он снимет с себя маску безразличия, обнимет его и, может быть, даже заплачет, если еще не разучился.

— Просто подожди еще немного, — попросил Катсу и улыбнулся самому себе.

Своему отражению.

Комментарий к ЭПИЛОГ. О будущем и надежде

Я очень надеюсь, что вы не разочаровались в рассказе. Я нежно люблю эту работу и хочу сказать огромное спасибо всем, кто поддерживал меня все это время. Спасибо за отзывы, за то, что читали, за вдохновение, что вы подарили - за все.

Я с грустью ставлю статус “закончен”, но в то же время я рада, что смогла дописать до конца, не растянув работу на еще большее количество глав (а это я умею).

Еще раз большое спасибо!

========== Бонус. О кошмарах и сожалении ==========

Мукуро никогда не рвался к власти над миром — это было желанием Бьякурана Джессо из параллельной реальности — никак не его. Он не мстил, не корчил из себя великомученика, просто искренне и от всего сердца хотел сделать мир лучше, и шел к этой цели буквально по головам. На земле столько несправедливости, жестокости и боли, которые несут люди, что шанса на их бескровное исправление уже не предвиделось даже далеко на горизонте. Мукуро не то, чтобы ненавидел людей — скорее, даже жалел их, наблюдая за ними с изрядной долей снисходительности и превосходства. Здесь нужно было начинать заново, как в мифах (а Библию Мукуро именно сборником легенд и считал) о всемирном потопе, с небольшими отличиями от устаревшего сценария: безобидных безгрешных животных убивать он не планировал, так что собирать всех тварей по паре не было нужды, да и потоки воды сменятся реками крови.

После того, как с лица земли исчезнет последний человек, он с легкой совестью и чистой душой погибнет сам. Он не был слепцом с завышенным самомнением и прекрасно осознавал, что сам никогда не был праведником, и грешков за его спиной предостаточно — потому он и не мог возвышать себя над остальными и оставить себя в живых, чтобы лицезреть воочию возрождение нового мира. Нет, все должно начаться с чистого листа, и если это означало и его смерть тоже — он был к этому готов.

Но перед этим он был готов сполна насладиться жизнью, чтобы возвращаться в хорошо знакомый ему ад, который ждет их всех без исключения, было не так печально. В райские чертоги он справедливо не верил и абсолютно не боялся гнева божьего. Если бы высшие силы существовали, разве появилась бы когда-нибудь нужда в таком, как он? Разве позволили бы ему творить все, что вздумается?

Мукуро, довольный собой и раскладом его резко поднявшихся в гору дел, приоткрыл один глаз, наблюдая за Хибари, застывшим у дверей.

Мукуро не хотел власти над миром — никогда, но почему бы ему не желать власти над одним человеком? Ему всегда импонировали честолюбивые, сильные и непокорные люди себе на уме, а Кея легко совмещал все эти качества в себе. Но еще больше ему нравилось таких людей подчинять. В прошлом Мукуро одолел его в бою, а сейчас наслаждался победой, давшейся ему без рукоприкладства. Если не считать потраченное время на осуществление своего замысла, он не потерял ничего. Зато получил очень многое.

— Ну чего ты ждешь? — протянул он нарочито лениво. — Раздевайся.

Он ждал много лет, и не так сложно было потерпеть еще несколько минут, чтобы сполна насладиться тем, как единственный человек, неспособный признать свое поражение, прощался со своей тщательно лелеемой годами гордостью и сам делал то, что раньше невозможно было выбить из него даже силой.

— Может, тебе помочь? — с нескрываемой насмешкой поинтересовался Мукуро, заметив, как тяжело дается Кее расстегивание пуговиц на рубашке. Должно быть, он до сих пор не может поверить в то, что его ждет. — Ее можешь не снимать. Мне нравится, как выглядит.

Мукуро не врал, когда говорил о том, что никогда не испытывал нужды в спаривании с кем-то. Он не возбуждался при виде обнаженных красоток, коих повидал достаточно за прожитые им года, не обращал внимания на холеные личика моделей и актрис, крутящихся в мире мафии возле ног донов влиятельных и не очень семей. Не привлекали его и мужчины. Если быть предельно откровенным, то за все тридцать три года он занимался сексом двадцать один раз — исключительно с Кеей, восемнадцать лет назад. Довольно большой промежуток, не так ли?