Отрешенные люди
Шрифт:
– Спасибо, что оценили, - сощурился Гендриков и кликнул слугу проводить засидевшегося гостя.
12
Когда Гавриле Андреевичу Кураеву посыльный доставил пакет от графа Гендрикова, то он немало удивился. По службе он прямого подчинения от графа не имел, в близких отношениях с ним тоже не состоял, и последний раз виделись они в Москве, когда он привез к нему этого злополучного сибиряка. И тут, даже не вскрыв еще конверт, Кураев непроизвольно подумал о Зубареве, что называется, кожей почувствовал, что именно он стоит за неожиданным сообщением от Гендрикова.
Все оказалось, как он и предполагал: Иван Симонович писал о посещении его Иваном Зубаревым, подчеркивая, что тот являлся к нему тайно.
"Неужто, сукин сын, сбежал из-под стражи?!" - едва не с восхищением подумал Гаврила Андреевич о Зубареве. Он до сих пор не мог решить для себя, настроен ли он к этому неуемному сибиряку с тайной симпатией, или, наоборот, тот скорее вызывает неприязнь. Поведение и все поступки купеческого сына не укладывались в общепринятые нормы и правила, которых придерживался сам Кураев. В то же время его поражали поступки Ивана, как тот очертя голову решался на рискованные шаги, и, мало того, при очередной неудаче ничуть не унывал, а скорее, наоборот, крепчал и сызнова брался за задуманное.
Далее граф спрашивал у Кураева совета, как ему поступить с просителем, попавшим в очередной раз в затруднительное положение.
"Ничего себе, затруднительное! Ему каторжные работы грозят, а это такое сверхзатруднительное положение, что врагу не пожелаешь".
Но в любом случае графу следовало дать ответ, поскольку посыльный сообщил, что заглянет к нему завтра с утра. Кураев несколько раз прошелся по комнате, прикидывая, что бы написать Гендрикову, дабы и правила приличия соблюсти, и самому в то щекотливое дело с тобольским купеческим сыном не встревать окончательно. Однако, несмотря на все старания, поручик так и не смог придумать, как ему лучше дать ответ, решил отложить данный вопрос до ночи, тем более, что вечером он должен был явиться к канцлеру Бестужеву по неотложному делу. Может, к тому времени что-то и прояснится.
Канцлер в тот вечер оказался крайне сумрачным и, как показалось Кураеву, весьма постаревшим.
– Подам в отставку, - раздраженно проговорил он, как только Гаврила Андреевич устроился на обычном своем месте возле камина, - сил моих больше нет воевать с ними.
– Кураев почтительно промолчал, понимая, что лучше ни о чем не спрашивать, а Алексей Петрович сам, коль сочтет нужным, выскажется по поводу своих неудовольствий. Так и вышло. Чуть помолчав, канцлер доверительно сообщил:
– На днях письмо из Вены получил, в котором намекается на их союз с Версальским двором. Каково?
Кураев не знал, что на это ответить, и сделал сокрушенное лицо, скорбно качнул головой, потом высказался неопределенно:
– Знать, пора пришла...
– Это как понимать?
– сверкнул в его сторону глазами Бестужев.
– Пора пришла мне в отставку подавать?
– Простите, но не это имел в виду.
– Э -э -э... Тебе, поручик еще служить да служить, всякого повидать придется. Не смотри на нас, стариков, мы свое отжили, иное время настает. Ты вот что, в Москву готовься ехать на этой неделе, о времени отдельно сообщу. Государыня на богомолье в Троицкую лавру собирается, а потому надобно проследить, кто к ней по дороге пристанет.
– Из наших?
– уточнил поручик.
– За нашими пусть Шурка Шувалов глядит, а у меня известие имеется, что кой-кто из иностранных дипломатов накоротке с ней побеседовать желает. Вот за ними и проследи. Понял?
– Чего ж не понять, не впервой.
– Вот и ладно. А ежели услышишь чего там, в Москве, то не забудь и о том доложить. Можешь идти. Готовься к отъезду.
– Ваше сиятельство, - уже направившись к двери, заговорил Гаврила Андреевич, - помните, докладывал вам про Зубарева Ивана, что из Тобольска родом?
– Помню. И что с того? Надо полагать, уже на каторге кандалами звенит? Чего вдруг о нем вспомнилось на ночь глядя?
– От графа Ивана Симоновича Гендрикова послание получил...
– Неужто и он тем каторжником интересуется?
– Гостит он у него в имении. Бежал из-под стражи.
– Не может быть?!
– глаза Бестужева моментально засверкали неподдельным интересом.
– Может, обознался граф? С чего тот колодник в его имение вдруг заявился?
– Того знать не могу. Но Иван Зубарев, на мой взгляд, человек непредсказуемый.
– Как-как?
– переспросил Бестужев.- Непредсказуемый, говоришь? Верно замечено, есть такая порода людей. Непредсказуемая...
– и так, и этак покатал он во рту понравившееся словечко. Подошел вплотную к поручику и тихо проговорил, почти прошептал:
– Пренепременно встреться с тем Зубаревым и постарайся, чтоб незаметно выбрался он из Москвы. Найди ему попутчика из верных людей.
– Куда же направить его? Обратно в Сибирь?
– Кураев несказанно удивился, что канцлер вдруг проявил необычайный интерес к купеческому сыну и хочет помочь тому скрыться от правосудия.
– В Сибирь он всегда успеет, - хохотнул неожиданно развеселившийся Алексей Петрович, - присоветуй ему в Польшу направиться, к старообрядцам в их поселения. А там пусть сыщет Мирона Нескорова. Найдет, найдет, успокаивающе поднял вверх ладонь канцлер, увидев, что поручик собирается что-то спросить у него.
– Не может быть, чтоб таковский человек, как этот купецкий сын, да не нашел кого-то там.
– И дальше что ему следует делать?
– А вот того тебе знать не следует, любезный, - ухватил Кураева за локоть канцлер.
– Для тебя же лучше, - добавил, увидев, как тот нахмурился.
– Наше дело такое, что одному лучше много не знать. Поровну меж всеми делить, чтоб каждый кусочек из всего знал, а все вместе лишь тот, кто сверху за всем тем наблюдает, - направил указательный палец себе в грудь.
– Будет исполнено, ваше сиятельство,- поклонился Кураев.
– Надеюсь, - живо откликнулся тот.- И не забудь, пусть непременно найдет в раскольничьих поселениях Мирона Нескорова. И вот еще что, голубчик, выбрось в огонь послание от графа. Сделаешь?
– почти просительно проговорил Бестужев. Кураев молча кивнул и вышел.
Когда Гаврила Андреевич, встретившись с Зубаревым в имении графа Гендрикова, сообщил ему, что в скором времени Иван отправится в южные порубежные города, где проживают уже долгое время старообрядцы, бежавшие еще во времена правления Петра Алексеевича из России, у Ивана чуть глаза на лоб полезли.