Отрочество 2
Шрифт:
– Около полусотни наших и сотня бриттов. Ну… то есть сейчас бриттов меньше, – поправляюсь я, и прямо-таки всей кожей чувствуя, какое облегчение сейчас у буров.
– Я так понимаю, – веду карандашом по карте, – сарматы их переиграли. Разведка получше поставлена, ну и вообще – вояки толковые, с нормальной выучкой. Подловили на марше растянутую колонну…
– Сверху хорошо видно, – прерываюсь для пояснений недоверчиво сощурившемуся Веннеру, – бриттские трупы так в колонне и легли, как шли.
Кивок, и я продолжаю.
– Наших меньше было,
– Поправьте, если я ошибаюсь, – и Мишка склонился над картой, водя перстом, – они либо вот по этому маршруту отходить станут, либо…
– Так, – каркнул Веннер, закивав и достав из кармана трубку, – это только кажется, что в вельде много путей!
Все закивали глубокомысленно, потому как это только бушмен гололожопый свободен идти на все стороны света. Росы лизнёт, ящерку сожрёт, и тем напоен и сыт бывает. А когда ты на лошади, да тем паче не в одиночку, всё иначе! Вода нужна, и много. А ещё проходимость дорог для лошадей, наличие для них годящей травы на маршруте и так далее.
– Огневой мешок? – предлагаю я, воспользовавшись паузой, – Пойти навстречу, да встать вот здесь… Аккурат с одной стороны холмы обрывистые, а с другой рощица акациевая тянется. Подготовить позиции, и нахрапом уже не возьмут, а выход картечницей перегородить.
– Дельно, – отозвался брат мгновенно, – только перегораживать не будем.
– Золотой мост, – коротко пояснил он, видя моё непонимание, и я полыхнул ушами. Сам же рассказывал ему о такой воинской стратегии, и на тебе!
– Крыса, загнанная в угол, может быть опасной, – разъяснил Мишка для буров, – оставим им мнимую возможность для бегства.
К чести буров, уклоняться от сражения никто не думал. Хотя… засады онилюбят, умеют, практикуют! Тем паче, уязвлённое после плена самолюбия требует умастить елеем побед душевные раны. Если бы африканеры были знакомы с милыми североамериканскими обычаями, бриттские трупы щеголяли бы не только отсутствием личных вещей и сапог, но и скальпов.
Повернули караван в нужную сторону, а детали плана обговаривались на ходу. Засев в поскрипывающую повозку, заспорили о мелочах, и как это бывает у африканеров, в качестве аргументов нередко приводились такие веские доводы, как длинна родословной и заслуги предков, ну и крепость в вере, куда ж без этого?! Мишка морщится еле заметно, но не перебивает.
Включённый в число командиров, я вместе с ними в повозке, то и дело уточняя и вспоминая. Пологи откинуты спереди и сзади, но горячий воздух недвижен и влажен, вплоть до душности, отчего я обливаюсь потом и дышу чаще.
Пахнет немытыми телами, больными зубами, табаком и почему-то зоопарком. К человеческой нечистоте примешиваются пряные запахи вельда, на выходе давая што-то душное и гнилостное. Вошки ещё… Почесавшись незаметно, ловлю
К полудню вышли на искомую позицию, и выслав вперёд конную разведку, принялись готовиться к бою. Перво-наперво выбрали позицию под картечницу, не забывая притом о её невеликой надёжности. Поставили аккурат на краю акациевой рощи, обложив бруствером и накидав для пущей гадотности камней вокруг. Не то што конница ноги переломает, тут и пешком если идти, под ноги придётся глядеть!
Нарубленным колючим кустарником перегородили проходы в акациевой роще. Без особых изысков – ровно так, как это делают в вельде, огораживаясь на ночёвке от хищников. Напоследок соорудили брустверы, уже с ясной неохотой и не выше, чем по пояс.
Папаша, сидя неподалёку с ружьём наизготовку, всё вздыхает и печалится о потраченном порохе. Сейчас бы ещё фунтиков этак с десяток, и то-то славную можно было бы стрелядлу соорудить!
Наконец прискакали разведчики, вздымая копытами красноватую пыль.
– Гонят! – выдохнул главный из них, мальчишка лет восьми, гордый участием в самонастоящей войне, и своей в ней героической ролью, – Как заорали «Марга!», да в сабли! Ух!
Он спохватился, и приняв серьёзный вид, как и полагается почти взрослому буру, степенно рассказал подробности виденного. Переглянувшись и похмыкав многозначительно, будто и правда много поняли, разошлись по позициям.
Ожидание боя высушило губы и глотку, заболели глаза от нежелания моргать, но вот наконец раздался рокот копыт, и с пологого холма покатилась бриттская конница. Коней нахлёстывают так, што и знатоком быть не нужно, штобы увидеть панику! Р-раз! И оступившийся конь кубарем покатился по склону, ломая себя и седока.
«– И правда ополчение» – довольно констатировал я, прижимаясь к прикладу щекой и выжидая, пока первые всадники доскачут до условленного места. Рядом сопит сосредоточенно Санька, и это мерное сопенье почему-то успокаивает.
Защёлкали выстрелы, и передние ряды будто споткнулись, создавая затор. А с холма вытекают всё новые бритты, сталкиваясь с закружившимися на месте товарищами.
Посылаю в это месиво пулю за пулей, и от горячечного азарта не всегда попадая. Хоть и близко они, всего-то саженях в семидесяти, а такой хаос на дороге, такое мельтешение рук, ног, голов, вздыбленных коней и валяющихся на земле человечьих и конских тел, што и не передать! Пальба, ржанье, крики агонии и ярости, боли и ужаса.
Без надобности стрекотнула картечница – видимо, стрелку захотелось принять участие в бою, а не сидеть в засаде. Выстрелы, разрывающие тела пополам и отрывающие конечности, стали для англичан последней каплей.
– Сдаёмся! – послышался надрывный крик навеки сорванной глотки, – Сдаёмся!
Недружные поначалу крики слились в единый хор, и стрельба прекратилась. Под прицелом винтовок и грозно поводившей стволом картечницы, бритты выбирались из человеческого фарша, складывая в сторонке винтовки и сабли, совершенно сломленные.