Отрочество 2
Шрифт:
Дёрнул губой на моё невставание с бревна, но смолчал, присев рядом с кружкой кофе и тощей лепёшкой в руках, поверх которой лежал кусище мяса фунта на полтора. Помолчали, подавили друг дружке нервы…
Я после его нарушенного слова перестал вести себя как бурский малолетка, равно как и Санька. Ну а што? Для маскировки, так больше и не надобно, а ради уважения… так разве только к возрасту, но – зась! Не уважаю.
Мишка же… я не сразу понял его слова насчёт переговорить и повлиять. А он, на минуточку, авторитетный боевой офицер, притом не назначенный,
И в лагере потом, из обмолвок буров, уверенно себя поставил… и мал-мала британцев построил, што и вовсе – не каждому дано. Мягко говоря.
Для меня-то он по-прежнему тот самый застенчивый хромоножка, вздыхающий на гоняющих мячик футболистов, а оно вишь ты как интересно вышло?! На деле же – офицер, притом настолько для буров свой, насколько это вообще возможно.
Будь у него опыт вождения именно караванов, хрен бы там Ройаккеру капитанство бы обломилось! Папаша наш не из последних людей, но среди освобождённых есть народ поавторитетней. Вылез он отчасти как местный, то бишь знающий местность до последней сурочьей норки, а отчасти – как освободитель. Но ни я, ни Корнелиус не намерены скрывать и не скрываем, што план по освобождению – мой!
Такая вот у нас в караване ерундистика, с высокими отношениями. Сложно закрученная.
– К полудню надо будет решать, куда поворачивать, – неспешно сказал папаша, кусанув мясо.
– Взлечу, – отвечаю после короткой паузы. Посидели так, поели… не то штобы хлеб переломили, но – вместе. Может, и в самом деле… моральный долг и всё такое? Надо будет уточнить у брата, што это вообще такое в понимании буров.
Трое мальчишек, выслушав Ройаккера, унеслись вдаль на рысях, разведывать подходящую площадку для подлёта. Я же забрался под… хм, летадлу, прячась от солнца.
Совестно немного вот этак, чуть не в паланкине ехать, а куда деваться? Ветрище на высоте ажно веки выворачивает, и без очков типа шофёрских – зась! Пялиться-то надо вовсю, навстречу ветер, на насекомые, ети их насекомьих мамаш!
После первого полёта глаза промывал, да с примочками лежал. Вот и сейчас – лежу, пока летадлу вместе со мной тянут по вельду три бабьих силы. А куда деваться?!
Переть-то я могу, сила в ногах есть, а вот глаза поберечь надо. Вслепую же по вельду тащиться, так это не до первой норы или кочки, так до второй! Вот… барствую.
… разбег…
– Пускай! – поджимаю ноги, вкладывая в лямки, и ощущая всеми крылами, как меня подхватывает ветер. Летадла моя тяжеловата в управлении, и вот ей-ей, есть там што править и переделывать! Но потом. А пока так, как есть, ибо работает – не тронь! В полевых-то условиях.
На высоте довольно холодно, и если бы не надетая заранее одёжка с преизбытком, да мешковатая братова парусиновая шинелка с ногами, так и совсем бы зазяб! Несколько минут набираю высоту, кружа вокруг да около каравана, и старательно примечая всё-всё…
Начинаю кружить по кривым спиралям, охватывая всё большую и большую
Горы, ущелья, складки местности и самомалейшие ручейки ложатся в голову, и я уже поворачиваю было назад, когда замечаю тонкую колонну в походном строю. Британцы! До полуроты людей, шесть… нет, всё-таки семь повозок, все верхом. Драгуны или полноценная кавалерия, с высоты не видно, а снижаться не хочу.
Пару минут трачу на запоминание и уточнение, привязку к координатам и соотношение масштабов. С высоты расстояние сильно иньше виднеется, так што помимо опыта из прошлой жизни, пытаюсь соотноситься с фигурками пасущихся буйволов, к примеру.
Кружанув, возвращаюсь назад, и подлетев к каравану, начинаю снижаться. Круг, ещё круг… ветер игриво подхватывает летадлу, и вместо мягко приземления, бегу на отбитых пятках, снижая скорость.
Летадлу подхватывают за бамбучины, не давая опуститься на кочкастую землю. Отношение к ней, да и отчасти ко мне, у буров самое трепетное. Сперва – глазами своими наблюдали человека в небе, притом вроде как по наитию – то бишь несомненно с Божьей помощью, в чём никто не сомневается.
Да и практическая польза сразу пошла – несколько взлётов всего, а маршрут поправить, навести охотников на стадо антилоп, вставших в распадке самым неудачным для себя образом. Уже немало.
– … до полуроты, – ещё раз повторяю старейшинам. Раф Ван Огтроп кусает губу, Ройаккер чуть крепче стискивает желтоватыми зубами черенок трубки, Веннер невозмутим.
Склонившись над картой, бурно обсуждают, где именно находятся британцы… Увы, но карту буры читают так плохо, што почти никак. Казалось бы, охотники и пастухи, а вот поди ты!
В голове курс географии держать могут, а вот соотнести нанесённые на бумагу кроки, сделанные по всем правилам науки – хрена! А ведь казалось бы, знакомые насквозь места. Наконец, делают привязку карту к своим заскорузлым мозгам, и в глаза читается явственное облегчение.
Мишка, внимательно слушая мои поясняющие ответы, поднимает руку, и… буры, ни разу не стеснительные, только што ругающие друг дружку только што не по матушке, замолкают. Што значит – репутация!
– Мимо нас они никак не пройдут, и значит, нужно принимать бой. Идём навстречу, форы у нас от шести до четырёх часов в худшем случае. Устраиваем засаду.
На лицах старейшин, вспомнивших было… ну хотя бы о возрасте… и открывших уже рты для возражений, проступает задумчивость. Засады они любят, умеют, практикуют.
– Пушка… – брат задумывается ненадолго, – установим здесь, на безлесном склоне.
– Ой ли? – вылезает у меня.
– Именно, – кивает он, улыбаясь по котячьи, – подвоха на голом склоне они искать не будут, проедут спокойно. А у нас – полно времени и есть буры, которые и к горным работам привычны, и охотники – первые в Африке. Неужели замаскироваться не сумеют?