Отрочество
Шрифт:
Одиннадцатая глава
«— Нахальный какой!» — Полина, поджав тонкие губы, сердито поправила платок, — «Ишь, подмигивает!»
Р-раз! И нахальный мальчишка подбросил в воздухе серебряный рубль, потом два, три…
«— Рублевиками играется!» — раздражённо подумала девушка, невольно замедляя шаг. Нечасто такое увидишь! Обычный, уличный, ничем не примечательный. И такое вот!
А мальчишка, будто дразнясь, небрежно подбрасывал и ловил всё большее количество монет, собрав чуть не десяток. Потом еле заметно движение
Девушка сама не заметила, как отстала от подруг, замедлив шаги. А нахальный мальчишка снова подбросил, и снова… потом движение подбородком в сторону, и Полина, как заворожённая, двинулась за ним.
«— Заманивает», — мелькнуло у девушки, но мальчишка один, моложе её года на два, а сбежать она завсегда… Уж закричать-то она сможет! Так завопит, што все сбегутся, со всево Николаева!
Шаг, ещё шаг, и вот уже они на пустыре. Девушка было запаниковала, завертев головой по сторонам, но мальчишка спокойно сидит на земле, скрестив ноги по-туркски, и только монетка в руке. Золотая!
— Хочешь? — монетка текуче прокатилась меж пальцев.
— Я… я не такая! — девушка сделал шаг назад. Не слишком, впрочем, решительно.
— Мне без разницы, какая ты, — и улыбка едва заметная, — Так хочешь?
Меж пальцев начало прокатываться уже две монетки, потом три.
— Я… што делать-то надо?
— Ничего, — снова улыбка, — такого, о чём ты подумала.
— Ишь охальник какой! — рассердилась девушка, в глубине души немножечко даже и разочарованная.
— Есть дело, да не до твоего тела, — и снова подмигивание. Нахальное!
— Похабник какой! — рассердилась та, — Ну, говори!
— На фабрику пройти надо, — монетки взлетели вверх.
— Так мало ли кому надо?! — насторожилась девушка, — Керосинщик какой нашёлся! Мне из-за тебя на каторгу неохота!
— Какая каторга!? — изумился мальчишка, начав плести что-то нелепое о репортаже. Придумал бы хоть што другое!
Полина решила сделать вид, што верит. Вот честная она, доверчивая! Так на суде и скажет, ежели што вдруг. С рыданиями! Кому в здравом уме сахарный завод нужон, читать про такое? О простой жизни!?
Оно про Государыню, которая Ливадию посетила, это да! Событие! Такие все чины придворные, даже которые дамы. В мундирах мущщины все, да при орденах. Авантажные!
Или реклама одёжки от «Мюр и Мерилиз», тоже интересно. Она такие заметки вырезает и хранит в баночке из-под леденцов, выпрошенной у гордячки Тамарки. Ей часто ухажёры дарят всякое такое!
Перебирает иногда резаное, и себя в одёжках таких представляет. Или в Ливадии, фрейлиной при Дворе. Может, она тоже эта… дочка графская! Выкрали в младенчестве цыгане, да подкинули на воспитание. А потом её найдут, в объятиях у маменьки с папенькой поплачется всласть, да замуж за одного из этих, с орденами. Ва-ажной бы стала дамой, да небось не хужей прочих!
— Сколько, говоришь?
— Пока не говорил, — усмехнулся вредный мальчишка, — мне в нескольких
— За работой, — Полина понимающе кивнула, и в душе её будто расправилось што-то. Как же, репортёр! Конкуренты небось наняли, штоб прознать всё! Наняли и наняли, не её то дело. Не керосинщик, и то ладно.
— В нескольких? — девушка закусила закровившую губу, с трудом собирая непривычные к тому мысли, — можно…
— Не слышу в голосе уверенности! — оскалился нахалёнок.
— Да можно! — затараторила девушка, — Договариваться только придётся. Делиться! Никак не меньше ста рублей за такое!
Сказала, и дыхание затаила. А ну как и даст? Без торговли? Там всей делёжки — сторожу казёнку принести, в знак уважения вроде. А уж нору устроить этому мальчишке, она и сама! Пусть хоть обсмотрится. Но если вдруг што, то знать ево не знает!
Попросится у мастера лишнее поработать, а там и ночевать при заводе останется. Не она первая, не она последняя! Тогда-то водка сторожу и пригодится. Вроде как уважение.
А сто рублей, то оно и ого! Приданое!
— Сто, говоришь? — мальчишка задумался, и Полина напрочь перестал дышать. Странноватая усмешечка, и кивок, — А пожалуй, што и да.
Девушка выдохнула…
— Уговор, — продолжил он, — но с условиями!
Мокрое от пота мальчишеское тело двигалось медленно, замирая иногда на пару секунд. Сквозь стиснутые зубы вырывалось иногда сиплое дыхание. Последний судорожный рывок… и подбородок коснулся перекладины.
— Тридцать два, — подытожил я вслух, спрыгивая вниз, — неплохая проходочка! Завербованная девушка вызывает у меня некоторые сомнения, но увы и ах, возраст накладывает немалые ограничения.
Условились на авансе в двадцать рублей, и вся надежда только на жадность Полины. Проинструктировал вроде, но сомнения точат червяками. Ни разу не интеллектуалка, н-да… Впрочем, интеллигентные и артистические люди без надлежащего опыта, в таких делах как бы не опасней натур примитивных.
— Ванятка! — певуче позвала меня хозяйка, — Иди сюды, шти готовы!
— Чичас, Степанида Федотовна, помоюсь только!
Хозяйка ко мне благоволит, но не забывает брать двадцать копеек каждый день за койку и весьма постную пищу. Она не местная, привезённая давно покойным мужем из центральной Расеи, да так и не переняла здешнего говора и обычаев.
— Как с местом? — поинтересовалась она, когда я выхлебал щи. Скудноватая пища для начала дня, но чем, как говорится, богаты!
— Сиводня встречаемся, смотреть меня будут.
— И то! — Степанида Федотовна мелко перекрестилась и начала допытываться подробностей. Скушно! Дети у ней давно взрослые и живут своими домами, вполне благополучно и сыто. Но не близко! Зовут мать к себе, но баба понимает, што здесь-то она хозяйка, пусть даже и с внуками не тетешкается, а в чужой дом приживалкой придёт.!