Отрочество

Панфилов Василий Сергеевич

Здесь в апреле от жары сгорают, Праздник — если ветерок подул, Для гурманов тут — подобье рая, Острый стол. Но часто — жидкий стул.

Я — хотя ни разу не язычник — Тут освою уйму языков, Но к Москве я более привычен, Как пройдёт

опасность — был таков.

Ну а в общем, жизнь идёт неплохо Я доволен ею, грех тужить. До очередных её подвохов Я намерен так же точно жить.»

— Отправил ребёнка подальше от проблем называется, — выдохнул Гиляровский, обессилено откинувшись в кресле, — Ситуация…

***

Радушные хозяева стараются всячески потрафить мне, но тоненькая нотка фальши зудой комариной звенит в ушах. То отдаляясь, то приближаясь, но никогда почти не пропадет. Зудит! Так зудит, што обчесался весь от любопытства и непонимания.

Не успел бы с Костой пообщаться, у Папаиоанну погостить, так и не почуял бы фальши. Нет тово ощущения сердешности, всё время подспудность какая-то чудится. Чуется.

Сформулировать не могу, и не то што даже и словами, а просто — ощущениями, хоть сколько-нибудь оформленными.

И финансы — набатом. Знаю уже, што на Востоке гость свят, но и у гостя, особенно подзадержавшегося, есть свои обязанности.

Нюансы понимаю плохо, но вроде того — если я живу сейчас у Дмитриадисов, о деньгах за проживание даже и заикаться — грех, едва ли не оскорбление. Но! Если живёшь так дольше определённого времени, границы которого может понять только местный, то ты либо начинаешь делать ответные жесты гостеприимным хозяевам, либо входишь в их «партию».

Их интересы — твои интересы. Их враги… а оно мне надо? Не уверен.

За всеми этими переживаниями и забыл совсем об Императорском Православном Палестинском Обществе, и ажно зубы заныли, предвкушая неприятности по линии Синода. Приехать в Святой Город, да не зайти, не отметиться… чревато. Тем более мне, тем более при председательстве в этом обществе Великого Князя Сергея Александровича.

Поделился переживаниями с Герасимом…

— … могу устроить аудиенцию у Патриарха Дамиана, — предложил монах после короткой паузы, и будто гора с плеч.

Два! Два дня всево, когда меня ажно потряхивало от нетерпёжу, и вот — Старый Город, неподалёку от Гроба Господнего. Территория в принципе закрытая, и вход только по договорённости, и сильно не для всех. Православный Ватикан.

Никакой роскоши — просто арка, ведущая в полукрытый дворик. В сопровождении Герасима вхожу, потом несколько переходов, и вот я в Патриаршем саду, который считается лучшим в Иерусалиме. Перекрестив меня, монах удалился, оставив одного.

После камня пыльного, запахи летнего сада дурманом в лёгкие ввинтились, голову забудоражили. Запахи эти, да краски не разу не ноябрьские, да стрекотание с цвирканьем насекомое. Птахи беззаботные, перепархивающие по кустам и деревцам. Маленький такой Эдем, зажатый меж каменных стен иерусалимских святынь. Раёк.

Патриарх Дамина

оказался нестарым ещё греком, очень доброжелательным и мягким. Аудиенция как-то незаметно перетекла в исповедь, да притом в форме беседы. Чай, восточные сладости… и Патриах.

Несколько раз щипал себя незаметно, потому как… ну где он, а где… А вот здесь же, чай с Патриархом пью. Снова щипок, да с подвывертом, до ненароком выступивших слёз. Не сон.

Отошёл я мал-мала, отживел. И вот ей-ей, забожиться могу, што Патриарху — просто интересно!

Беспамятство моё, да жизнь деревенская, ученичество и Хитровка, Одесса, дядя Гиляй и братание с Чижом да Пономарёнком. Без малейшего неодобрения о кровном братании, только головой этак задумчиво, и осуждением вот даже и на йоту не повеяло.

Слушал меня, спрашивал иногда, наставления отеческие. И подарки. От Патриарха. Мне, Саньке персонально, дяде Гиляю, и всем-всем-всем! Никово не забыл! Как знал.

Вышел, и голова кругом. Это… это же ого-го! Событие. Люди не чета мне годами добиваются, а тут… подарки!

Так и ходил весь день, с головокружением от успехов, а потом ужинать сели, а чую — зуда изменилась. Самую разсамую чуточку, а как и што — уловить не могу.

Ночью только дошло — во сне, как озарение. Я уже — в партии. Купили.

И сразу — глаза будто спичками, и нелепицы все повылазили, несоответствия.

«— Агент влияния на перспективу» — шепнуло подсознание, и я понял, шо таки да!

Потужился малость умственно, и думать на идишском стал, у меня в таком разе мысли циничней выходят. Соседи мои по комнате, неженатые сыновья хозяина дома, похрапывают уже, а я размышляю.

Так пока получается, што судить об чём-то рано, а при первом приближении, так почему бы и не да? Взаимовыгодно если.

А если так — на подарках, ценных только руками, которые их передавали, то буду улыбаться и махать. И хватит.

«— Будем посмотреть» — шепнуло подсознание голосом тёти Песи, и я с ним полностью согласился. Таки да!

Сорок третья глава

Глядя на склонившуюся над учебниками дочу, Песса Израилевна позволила себе немножечко погордиться и помечтать за будущую её обеспеченную жизнь, и немножечко, самую чуточку, свою при ней. За таким зятем почему бы и не да!?

Склонившись над учебниками, Эсфирь читала, заткнув руками уши для неотвлечения внимания. А неотвлекаться приходилось всерьёз, потому как через две стены напротив Дворкины опять затеяли семейные разговор на тему тово, кому и с кем изменять можно, а кому не очень.

Не то што кому-то из соседей мешал такой интересный шум, но вот учиться без заткнутых ушей и постоянново прислушивания, тут уже нужен характер и сила воли! Особенно когда скандал прекращался, и начиналась потасовка с комментариями соседей, выплёскивающаяся во двор.

Как тут удержаться и не выйти, насчёт морально поддержать хоть ково, лишь бы оно и дальше не скучать?

Иногда спектакля проходила в несколько актов, с весёлой руганью в начале, драчкой в середине, и взрослым примирением в конце, от слушания которово всем взрослым становилась неловко, жарко и завистливо. Или не примирением, и тогда на следующий день приходил ребе, или кто-нибудь другой умный из синагоги, и очень интересно разбирал: кто там прав, кто лев, и кому из соседей куда пойти со своими комментариями.