Отрочество
Шрифт:
Гиляровский хмыкнул в усы, уже поняв по многочисленным кляксам и помаркам, что воспитанник ненароком послал черновик.
«— Путешествие моё началось скучно, буднично и уныло, на потрёпанном Балтикой датском лесовозе, ну да о том вы и сами знаете. Насколько убого судёнышко, настолько высокомерно вела себя команда, где распоследний юнга, поражённый наследственным сифилисом в межушные ганглии, почитал себя за высшее существо по отношению ко мне.
Я затаил обиду честно старался не замечать этого — быть выше, как любит говорить Мария Ивановна. Но сложно быть выше, если на тебя смотрят с плохо скрываемым презрением, и разговаривают как с говном
Дав должную оценку судну и экипажу в санитарной инспекции порта, я счёл себя вполне удовлетворённым, и великодушно простил их, злобно ухмыляясь забыв напрочь.»
— Моя школа, — прокомментировал Владимир Алексеевич, хихикая совершенно по-детски.
«— Сойдя на берег в Афинах, почти тут же познакомился с чудесным и очень, очень странным человеком, Агапием Папаиоанну, и со всей его многочисленной семьёй, а чуть погодя и едва ли не всеми людьми, хоть сколько-нибудь значимыми в Элладе. Греческая культура захлестнула меня с головой, дабы выхлестнуть три дня спустя на борту французского пароходика, курсирующего по Средиземному морю.
Осталось только приятное послевкусие от бесед с умными людьми, да куча мукулатуры сотни визиток и десятки подаренных книг с автографами. Бог весть, куда их девать когда я их прочту.
Соседи мои по каюте, люди очень милые и сердечные, встретили меня очень доброжелательно и приязненно. Двое из них мужеложцы связаны узами самой близкой мужской дружбы и приязни, а третий, Жан-Жак — несколько туповатый простоватый малый, с которым мы и сошлись накоротке оберегая свои жопы.
Плавание мы коротали за карточными играми беседами и прогулками по судну, и я с изрядной выгодой приятностью провёл время.»
— Хитровка, — пробурчал репортёр, — даже и капли удивления нет.
В Порт-Саиде Жан-Жак потащил меня стукнула мне в голову блажь, совершить экскурсию во времена Раннего Средневековья, сиречь в местные трущобы. Жители там оказались редким сбродом дружелюбны, хотя и не без некоторой навязчивости.
С решительным гостеприимством, они предложили мне поучаствовать в таких увлекательных забавах, как весёлое ограбление, а потом и дружеская поножовщина. Немножко даже жаль, что сорвалась такое несомненно увлекательное и весёлое приключение, как побивание палками чужеземца.»
— Та-ак… — Гиляровский обеими руками вцепился в шевелюру, и едва ли не впервые в жизни, у него закололо сердце. Он энергично встряхнул листки, и на пол спланировал короткий обрывок
«— Если уж суёшь руки в чужие карманы, — прочитал он прыгающий почерк воспитанника, — то хотя бы уважай того, к кому лезешь за деньгами! И будь готов к ответке.
Да и я хорош! Перестарался, и вместо того, чтобы вывернуть руку, сломал пальцы, да с последующим изломом. А как резво он сунул мне в лицо нож! И понеслась!
Уклоны, отбивы… толпа вокруг, не сбежать. Сам не помню, как тогда свой выхватил, да и по горлу, как учили. И ступор! Я. Убил. Человека. Не первого…»
— Та-ак… — протянул Владимир Алексеевич, — а впрочем, чего это я? Хитровка.
«… — но всё же. И кровища в лицо! Между ступором и кровищей — доли секунды, а показалось, будто минуты прошли, и вся жизнь потухающая в глазах навечно отпечаталась.
Моргнул, и палки, над толпой взметнувшиеся, и беснование. Как отбился, даже и не знаю…»
И снова — черновик несомненный, но уже вторичный — сглаженный, а не эти прыгающие буквы человека, не успевшего отойти от пережитого ужаса.
Гиляровский мельком проглядел листки, но этого — первого —
«— Я так энергично включился в эту интересную игру, что занял роль ведущего игрока, хотя по изначальному замыслу моих милых хозяев, уготована мне была участь скорее спортивного снаряда, то бишь груши. Ну да вы знаете, что человек я азартный, и очень спортивный, но привык к иным порядкам. А они не знали.
Расстроенные нарушением правил, гостеприимные обитатели сих благодатных мест сопроводили меня к почтенному судье, после чего с почётным конвоем — в местную тюрьму.
Экскурсия сия оказалась крайне увлекательной, но весьма краткой. Соседи мои, настоящие боевые пидорасы французы в самом высоком смысле, оказались крайне расстроены тем фактом, что их не пригласили участвовать ни в национальных арабских играх, ни в экскурсии по тюрьме, и пришли живо выразить своё неудовольствие.
Выразил его и главный белый сагиб английский консул, притом весьма энергически, хотя и кратко. В ярчайшей речи его, достойной Цицерона, я почерпнул немало новых для себя слов и выражений, достойных пера Шекспира.»
Дальше — стихи, с прыгающими вкривь и вкось буквами. Тот случай, когда выплёскивается пережитое, а не навеянная музой высокая поэзия.
Поэзия с музой потом. Может быть.
«— Плаванье на датском лесовозе [61] Поверяю я карандашу. Я живой. Я не скончался в бозе. В рифме ли… в верлибре… может, в прозе — Дядюшка Гиляй, всё опишу. Я попами злобными облаян, Мне бродить по миру с этих пор От Москвы — до самых до окраин, С северных морей — до южных гор.61
Стихи marinepark с АТ, он же Yura Fridman.