Отряд (Аш - Тайная история - 2)
Шрифт:
– Насколько тогда проще жить было бы, - покачала головой Аш.
– На фига вообще охотиться за этим хреновым животным? Боже, да никогда мне не понять бургундцев, - не говоря, конечно, о присутствующих.
Молодая женщина смотрела на нее, улыбаясь, теплым взглядом, утирала нос грязной тряпкой. И заговорила дрожащим голосом:
– Ты ни черта не понимаешь. Впервые в жизни мне захотелось понять, как это - разрубить кого-то твоим чертовым мясным ножом. Я хочу поскакать с тобой, Аш. Я не хочу, чтобы ты на моих глазах уезжала в это самоубийственное, глупое мероприятие, а я была
– Да это то же, что бросить мышь в мельничное колесо. У тебя будет ровно столько же шансов...
– А каковы твои шансы?
Аш прекрасно понимала, что это утро - с редкими облаками на севере, при отсутствии пороши, при ярком белом солнце в южной части неба, с воздухом, напоенным ароматом раздавленной хвои, - может оказаться ее последним утром, для нее это было не ново. Но к этому никогда не привыкнуть. Аш глубоко вздохнула, легкие казались сухими и холодными и сжатыми страхом.
– Если мы похитим Фарис, там поднимется адский шум. Потом я вытащу ребят под шумок. Послушай, ты права, это глупость самоубийственная, но не раз именно такие штуки и удавались. У них там никому и в голову не придет ждать чего-то такого.
Она быстро протянула руку, когда Флора уже развернулась на каблуках, чтобы удалиться, и схватила ее за руку.
– Нет. Это дело серьезное. Ты не иди плакать в уголке. Тебе надо быть здесь рядом со мной и выглядеть так, как будто мы знаем, что это дело выйдет.
– Боже, до чего ты крутая сука!
– Не тебе болтать, хирург. Ты поишь моих ребят опиумом и болиголовом,* [Ингредиенты этого анестезирующего состава недавно открыты на раскопках больницы Августинцев XIV века в Сутре, под Эдинбургом. После хирургических операций пациента приводили в себя раствором чернильного орешка.] ты им отсекаешь руки и ноги, даже не задумываясь.
– Ну уж, ты и скажешь.
– Но ведь ты это делаешь. Ты их сшиваешь - зная при этом, что они вернутся в сражение.
Помолчав некоторое время, Флора пробормотала:
– А ты их ведешь, и знаешь при этом, что ни за кем другим не пойдут.
Суета среди бургундских дворян заставила Аш обернуться в их сторону: лорды и их эскорты садились в седла, на тех кляч и дамских верховых лошадей, которые оставались еще в городе после трех месяцев осады; пронзительно запел горн; и одновременно, заглушая его, охотничий рог. Все бывшие на площади начали подниматься на ноги.
В той части ее души, которой она слушала, забормотали древние голоса, но звук был еще ниже порога слышимости.
И Аш сказала бодро:
– Ладно, договорились, - но ты, Флора, оставайся с охотниками, там безопасно. Я оторвусь сразу, как только начнется погоня за зверем. Я не могу ждать конца охоты, чтобы напасть. Теперь мы вообще не можем ничего ждать.
2
Пока Аш скакала через зигзаги траншей, идущих прямо на север от Дижона, у нее стало покалывать в затылке. Посты визиготов молча пропускали их и долго провожали глазами.
Аш обернулась на своем боевом седле. Позади остался отряд визиготских копьеносцев, как черная масса муравьев.
– Слов нет - до чего вшивая охота, - пожаловался Эвен Хью.
В памяти Аш ощутимо всплыло:
Горячее июньское солнце и леса Германии изгладились из памяти.
– Учти, так скоро они оленя не разыщут, - заметил уэльский капитан, охота скорее всего просто не состоится. Мы распугали дичь на много лиг вокруг!
Взгляд его был лихорадочный. Аш наблюдала за Эвеном Хью, Томасом Рочестером и Виллемом Верхектом незаметно для них; за своим вооруженным эскортом со знаменосцем; и за полусотней сопровождавших ее людей.
– Даже полсотни боевых коней отыскать оказалось не просто.
Хватит ли ей людей? В таком количестве - сможем ли мы ворваться в их лагерь?
– Ждать моего сигнала, - кратко объявила она.
– Оторваться копьеносцам, как только окажемся под прикрытием леса.
– И будем надеяться, что при этом удастся не вызвать тревоги.
За стенами города дул сильный холодный ветер с двух рек. Солнце отражалось от шлемов визиготов - солнце изумительное, все еще непривычное, все еще радующее. Поверх доспеха на Аш была надета короткая мантия из толстой шерсти, собранная поясом на талии, так что не мешала движению рук. Бледное солнце отражалось и от доспехов ее людей, высвечивало богатые грязные красно-синие ливреи бургундцев, скакавших в нескольких ярдах впереди.
Холодный воздух донес всего один слабый звук колокола.
– Командир, это звонят в аббатстве, - сказал Томас Рочестер.
– Я слышу, Карл еще нас не покинул.
– Да это ненадолго. Наш хирург спрашивал у его врача - герцог в коме; и так с заутрени...
Аш увидела, что де Ла Марш остановился на опушке, и натянула поводья, обругав светлого гнедого. Молчаливые пешие окружали всадников: крестьяне, горожане, охотники. Собаки беспокойно скулили.
– Постойте здесь, - и Аш протолкалась вперед, позвав с собой только Томаса Рочестера и копьеносцев эскорта. Заместитель герцога спешился. И стоял на земле в окружении дюжины людей с молчащими собаками с квадратными мордами.
– Чертовы бургундцы. Жаль, тут нет моего старого деда, - пробормотал Томас Рочестер.
– Слышь, командир, если бы моему деду показать помет, он бы сразу сказал, старая это дичь или молодая, и какого полу. Просто определял на основании одного дерьма. Он всегда говорил: "У оленя-десятилетка помет толстый, длинный и черный".
– Полсотни человек - далеко не достаточно. Но пешие не могли выдерживать такой же темп. Верховых пятьдесят человек, в среднем и тяжелом вооружении; а в лагерь если врываться - надо знать, как у Фарис дислоцированы войска; и вообще где она сама находится...