Отряд

Валериев Игорь

– Не спится, Ваше превосходительство?! – поинтересовался я у генерала, подойдя к нему со спины, заканчивая обход с проверкой дозоров отряда.

Ренненкампф резко развернулся в мою сторону.

– Как Вы тихо подошли, Тимофей Васильевич. Я не услышал, – Павел Карлович глубоко вздохнул и выдохнул. – Как обстановка?

– Дозоры службу несут. Всё спокойно. Разъезды должны вернуться через пару часов.

– В сторону Гирина отправляли?

– Два офицерских с хорунжими Селевёрстовым и Вертопраховым.

– Хорошо, – генерал замолчал,

покачиваясь с пятки на носок.

Пауза затягивалась. Я молчал, ожидая, до чего додумается Ренненкампф. Что-то его заставило подняться не свет, не заря. И я даже догадывался что. Гирин вот он, чуть больше двадцати вёрст осталось. Можно сказать дневной полупереход, а если гнать, то и за пару часов долететь можно.

– Тимофей Васильевич, подготовьте Вторую сотню нерчинцев и шестую амурцев к выступлению через час. Сходим туда-обратно до Гирина, – прервав молчание, решительно произнёс генерал.

– Слушаюсь, Ваше превосходительство. Разрешите выполнять?!

– Довольны, господин капитан? – Ренненкампф с усмешкой посмотрел на мою цветущую лыбой физиономию. – Выполняйте, Тимофей Васильевич. И пусть нам улыбнётся удача!

Через час две сотни, меняя аллюры, пошли на Гирин. От встреченных разъездов получили информацию, что впереди китайских войск нет. Пройдя около десяти вёрст, остановились на отдых. Всухомятку, не разводя костров, позавтракали, переседлали коней и двинулись дальше. Не успели пройти и версты, как взвод, идущий в авангарде, наткнулся на полторы сотни китайских солдат с белым флагом.

– И что это значит? – поинтересовался у меня генерал, когда подскакавший казак доложил о случившемся.

– Пока не спросим, не узнаем. Жалко переводчика не взяли с собой. Если это маньчжуры, моего китайского может не хватить. Только, Ваше превосходительство, пускай вперёд уйдёт сотня и разоружит солдат, – попросил я Ренненкампфа.

Когда мы подъехали к безоружным китайцам, по дороге от Гирина показалась небольшая группа китайских всадников в сопровождении наших казаков. Из отдельных слов загомонивших китайцев я понял, что приближается их начальник, что и довёл до генерала.

Начальником китайских солдат оказался личный переводчик дзяньдзюня провинции Цзилинь. Прибывший из города важный чиновник, передал, что генерал-губернатор Чан выражает перед русскими войсками полную покорность и готов объявить о капитуляции и сдаче города Гирин. Слушая переводчика, я испытал чувство дежавю. Совсем недавно также сдавались Каун-Чженцзы, Бодунэ и Цицикар.

Через час маленький русский отряд подошел к широкой долине реки Сунгари, на ровном плато левого берега которой раскинулся обширный город Гирин – столица провинции Цзилинь. Солнце в это момент зашло за облако и город, где на крышах домов преобладала черепица серого цвета, показался мне каким-то зловещим.

Вернее всего, нервировало то обстоятельство, что мы всего двумя сотнями лезем можно сказать в пасть тигру. В одном Гирине гарнизон должен состоять не меньше чем из пии,

то есть двух с половиной тысяч пехотинцев. Конницы пару эскадронов тоже должно быть. Сколько-то артиллерии и это в самом городе. А всего под командованием гиринского дзяньдзюнь минимум корпус, а то и два. Недаром же столько войск собиралось под руку генерала Каульбарса. Если Чан Шунь задумал ловушку, то уже можно сказать, что она удалась. Отсюда нам теперь не уйти. Но чуйка, не раз выручавшая меня в опасных ситуациях, молчала.

Следовавший впереди колонны переводчик гиринского генерал-губернатора уверено направил своего коня во въездные ворота в город. За ним следовало несколько китайских всадников, а потом двинулись мы в колонну по три. Прошли мимо арсенала, высоких фабричных труб порохового завода. Потом был квартал, где, видимо, проживали рабочие. На этой грязной и узкой улице пришлось перестраиваться в колонну по два. Затем улица стала значительно шире, чище, дома значительно богаче. Наконец, добрались до резиденции дзяньдзюня. Китайцы спешились перед воротами в стене, окружающей личный дом и канцелярию Чан Шуня. Их лошадей тут же забрали слуги и отвели в сторону к имеющим коновязям.

Ренненкампф неподвижной статуей застыл в седле. Я, дав шенкеля, подъехал к нему.

– Что делать, Тимофей Васильевич? Опять Будду изображать? С коня-то слезать или нет? – тихим шепотом начал мне задавать вопросы генерал.

Ответить я не успел, хотя, если честно, и не знал, что отвечать. Спас меня переводчик, который, низко поклонившись, произнёс:

– Господин генерал, как победитель Вы вместе со своим офицерами должны въехать во двор на коне и принять капитуляцию у генерал-губернатора Чана.

Должны, так должны. Ренненкампф въехал в ворота первым, за ним я, а следом сотник Токмаков и хорунжий Андреенко. По выложенной булыжником мостовой доехали до крыльца резиденции-дворца и остановились. На первой ступени крыльца нас в одиночестве ожидал высокий, подтянутый маньчжур лет сорока в богатом одеянии. Медленно склонив голову и плечи в каком-то полупоклоне и, затем гордо выпрямившись, он заговорил практически без акцента на английском языке:

– Господин генерал, я дзяньдзюнь или по-европейски генерал-губернатор провинции Цзилинь Чан Шунь. Как правитель Цзилина, я заявляю о капитуляции провинции перед войсками Российского Императора. Да прибудет на этих землях с сегодняшнего дня мир.

Ренненкампф, возможно ломая какой-то ритуал, ловко соскочил с коня, сделал пару шагов к китайскому генерал-губернатору, остановился и, приняв стойку смирно, резко кивнул головой.

– Господин генерал-губернатор Чан, я командир одного из отрядов русских войск, которые должны были завоевать эту провинцию, генерал-майор Ренненкампф Павел Карлович, – генерал сделал небольшую паузу. – От имени Российского Государя Императора принимаю капитуляцию вооруженных сил провинции Цзилинь. И как вы сказали, да прибудет на этих землях мир.