Отступник на краю империи
Шрифт:
Женщины…
Перед уходом я решил заглянуть к Феде.
— Чего это с ней?
Оружейник отвлёкся от небывалого занятия — штудирования учебника математики. У меня чуть глаза на лоб не вылезли от эпохального зрелища.
— Ревнует, — важно произнёс толстяк. — Без тебя только и разговоров об «этой бессмертной сучке».
— Даже так?
— Угу, — Федя начал что-то переписывать в тетрадку. — И что в ней можно найти, и волосы жиденькие, и мало ли кто мечом машет… И вообще, морфисты лучше бесов, они управляют снами, а эти тупо живут долго…
— Понятно, — усмехнулся
— В химчистку сгонять?
— Не-не-не. Скоро двадцать пятое число, можешь послушать эфир? Надо засечь Реликта, позывные ты знаешь.
— Да я и так каждую ночь слушаю.
— Послушай и вечерком, лады? Вдруг этот тип экстренное что-то начнёт передавать. Или назначит дату стратегического планирования.
— Они же во сне встречаются, — вспомнил Федя.
— Именно. Нельзя это пропустить.
Мальчишка вздохнул.
— Хорошо. А ты проверил мои примеры?
— Вечером. Как приду с занятий.
— Замётано.
Сосед вёл себя подозрительно. Начну с того, что в свободное время он предпочитал разбирать партии известных шахматистов, решать этюды и задачи на мат в три хода, а не учить таблицу умножения. На худой конец — включать приёмник или смотреть по ТВ мультсериал «Войны кланов».
Погода выдалась на удивление приятной.
Солнечно, тёплый ветерок, море спокойное и прозрачное. Я ехал вдоль набережной и посматривал на горизонт, где виднелось несколько кораблей. Я покрутил верньер приёмника и настроился на волну местной радиостанции. Салон наполнили звуки, отдалённо напоминающие кубинскую музыку.
Кампана, маракасы, бонги…
Улыбнувшись, я втопил педаль газа и рванул по автостраде, обгоняя и подрезая неповоротливые грузовики с продуктами. Мимо проносились перевязанные пальмы, изогнутые фонари, закрытые на зиму гостиницы и рестораны. Мне сигналили другие водители, я сигналил в ответ.
Вот она, атмосфера.
Южный централ, мазефака.
Гимназия встретила меня предпраздничной суетой. Я вспомнил, что сегодня — двадцатое декабря. А это означает, что мы учимся последний день и сваливаем на каникулы. Будут выставлены оценки, выданы взыскание и поощрения. Мы с куратором Райнером увидимся в последний раз в наступающем году. А ещё все местные ортодоксы начнут поститься и настраиваться на нужный лад перед Йолем. Для многих этот праздник важнее Нового года, как я слышал.
Меня же подстерегало древнее зло в виде устного зачёта по этикету.
Припарковавшись по привычке неподалёку от «Батоно», я поспешил в гимназию и у самых ворот столкнулся с Ираклием.
Мой приятель выглядел унылым и подавленным.
— Ты чего? — весело поинтересовался я. — Завтра же каникулы.
— Угу, — буркнул Кучеряшка. — А на завтрак — всякие водоросли и мидии. Пост начался, братан.
Глава 29
Несмотря на пост, все мои одноклассники были в наличии. И, само собой, пришла Маро. До обеда мы почти не сталкивались, но я всё время ловил на себе взгляды бессмертной. Откровенного разговора было не избежать, но пересечься мы смогли только на большой перемене. После обеда,
Не сговариваясь, мы отделились от общего потока гимназистов, чтобы подняться на крышу.
Дул пронизывающий ветер.
Мы оба не позаботились о пальто или куртках, потому что не было времени на спуск в гардероб.
— Что будешь делать? — сходу спросил я.
— Ничего, — девушка пожала плечами. — Ты меня спас. И если хочешь жить такой жизнью… ну, это твоё право. Я сделаю всё, чтобы клан ни о чём не узнал.
— Они спрашивали обо мне?
— Конечно.
— И?
— Я сказала, что ты скрыл лицо балаклавой. Как ты уничтожил пилота, я не видела. Про кусаригаму… да, ты пользовался именно ей. Они бы и так догадались. У нас хорошие криминалисты.
Облокотившись на ограждение площадки, я посмотрел вдаль.
Небо было чистым, но ветер усиливался. Не удивлюсь, если принесёт дождь на три или четыре дня. Это же декабрь. Хотя… со средней полосой не сравнить. Вон, куча зелени.
— А что с твоим отцом? — задал я неудобный вопрос.
— Долгая история, — улыбнулась Маро.
— У нас есть минут десять.
— Если вкратце… нет у меня никакого отца. Они с мамой давно умерли. Я — единственный представитель своего Рода и его глава по совместительству.
— Даже так… И зачем тебе это враньё?
— Я же не спрашиваю, почему ты притворяешься школьником, а сам промышляешь… вот этим вот всем. Но отвечу на твой вопрос. Людям проще со мной общаться, когда они видят юную девушку и рисуют в голове образ её родителей. Никто не хочет представлять бездну прожитых мной лет.
— И что, ты ни разу не была замужем? Не рожала детей?
Вопрос предельно бестактный. Но Маро знала обо мне гораздо больше, чем ей положено. А я не знал о своей собеседнице ничего.
— Была, — нехотя признала бессмертная. — Несколько раз.
— А дети?
— Умерли.
Твою мать.
Маро следила за моей реакцией. Вот только меня ничуть не шокировали эти признания. Я сам прошёл через все эти мучения, помноженные на двадцать. Первые перерождения очень болезненны, потом привыкаешь. Человек не должен быть один. Так можно совсем свихнуться. И раз за разом мы наступаем на одни и те же грабли, потому что такова наша природа. Будь она иной, я перестал бы считать себя человеком. Сейчас при воспоминании о близких, которых я похоронил, у меня возникает светлая грусть. Они были, их никто не заберёт из моей памяти. Но я вынужден жить и двигаться дальше.
— Не отталкивает? — уточнила Маро.
Качаю головой.
— Ты странный, — констатировала бессмертная, которую я привык называть «девушкой». — Обычно меня считают каким-то…
— Чудовищем? — подсказал я.
— Вроде того. Я как черепаха, прожившая не одну сотню лет. Разное повидала, с разным столкнулась. И мне, как ты понимаешь, не о чем разговаривать с этими малолетками. Они… как дети. Несмышлёные младенцы… И даже хуже. Сложно объяснить.
— Почему не говоришь «вы»? — настала моя очередь отслеживать реакцию. — Мне пятнадцать. Я ничем от них не отличаюсь.