Отступники
Шрифт:
– Удачи, – пожелал вслед Гелберт. – Вот так-то, – все это время он не спускал с меня пронизывающего взгляда, и я вдруг кое-что понял, точнее вспомнил.
– Пять нерестов прошло, – сказал я зачем-то.
– И ничего, заметь, не изменилось, – Гелберт накинул капюшон. – Да было время моего триумфа. Почти три нереста, я был ее фаворитом. Но, в конце концов, все остались при своем. И будем мучиться пока ты…
– Я?
– Да, ты… – из-под капюшона сверкнули две маленькие молнии. – Пока ты не вернешь все, как было!
Это было детское заявление. Детское и невыполнимое. Гелберт, разумеется, это понимал, но слишком уж
– Если б я мог! – говорил мой друг, стискивая складки капюшона. – О Первый, если бы я только мог! Но я ничего не могу сделать! Знаешь, я до сих пор не понимаю, хочу я набить тебе морду, или нет… Наверное хочу. Но ведь и это ничего не даст.
– Прекрати…
– Теперь уже поздно. Все пропало.
– Хватит Гелберт!
– Так что же мне делать?! Хладнокровный тебя подери, Престон! – закричал вдруг Гелберт голосом Магутуса. – Он еще спрашивает «почему?». Конечно же из-за тебя, идиот! Она пошла туда, чтобы ей отсекли все то, что у нее нарывало в памяти! И что мне теперь с этим делать?!
– Я не знаю, – ответил я мрачно. – Я ничуть не умнее тебя. Наверное, все так и должно быть. Она сама тогда приняла решение. А что касается твоих чувств… Испытания всегда находят нас, а если их нет, мы придумываем их сами. Ты должен понимать, что я ничем не могу тебе помочь. Я не волшебник, я всего лишь вор.
– Я понимаю, – немедленно откликнулся Гелберт, но после этого сгорбился и надолго замолчал.
– Мне пора идти, – сказал я негромко. – Будешь сидеть тут? Там под камнем похожим на нос Рема есть небольшой тайник. Кое-что выпить.
– Спасибо, – Гелберт через силу мне улыбнулся. – Не будем прощаться, я верю, что у тебя получиться не погибнуть и вернутся. Как только появишься в городе, оповести меня. За тобой должок. Помнишь?
– Конечно.
Я похлопал его по плечу и пошел своей дорогой.
За спиной трещал костер. А еще чужие чувства. Гелб был прав, ничего не изменилось. Просто на гниющей массе наросла трава.
Глава 4
Золотой фарс легенды
– Престон!
– Ыэ?
– Что?
– Ыэ!?
– Смотри, смотри! Черная древесная жаба!
– Шыжежу.
– Говорят, если такую жабу поцеловать, не миновать тебе удачи!
– Ы?
– Целуй ее! Да покрепче, чтоб нам точно повезло! Ну, что скажешь?
– Мошонрожо увэка.
– Что ты там булькаешь?
– Мошонрожо увэка.
– Не понимаю, змеев ты кретин!
Я выплюнул жевательную смолу и сказал:
– Осторожно, ветка.
– Где? – не хватило всего мгновенья. Рем пал. Вместе с жабой.
Любой другой бы на его месте тут же переломал бы все кости и помер выхрипывая оду незавершенным делам. Но я нисколько не сомневался, что с Ремом все в порядке. Менадинец был настолько анархичен, что в лучшие свои моменты не подчинялся даже объективной физике.
И я продолжал бежать, отталкиваясь ногами от черных козырьков грибов-моховиков, скользя по переплетениям ветвей… Ночью в Живущем лесу передвигаться можно всего двумя некомфортабельными способами. Или похожей на нашу, с Ремом, акробатикой, или в брюхе у какого-нибудь многозубого зубомнога. Этот лес никогда до конца не приручался и не исследовался, он нехотя воспринимал человека как жизнеспособную особь и тем более не считал его царем природы. Первый упаси!
Может же когда-нибудь тэну взбрести в его подсыхающую голову вырубить под пашни акров пять. А потом его замечают в обществе большой совы, которая проникает в его покои выломав решетки на окнах. Уху! Покои тэна, заметьте, а не только несчастных лесорубов. Впрочем лесорубы это дело десятое. Их можно напугать просто наслав на них ураганы мошкары. Но вот откуда об этой иерархической последовательности знает лес?!
Церковь в чем-то можно понять. Она учит поклоняться сильнейшему. Поклоняться господину, истинному или вымышленному, все зависит от обстоятельств. Но когда у тебя практически под боком, за крепостными стенами твоего города, живет жизнью леса фактически полноценное государство или же громадный организм с чуждым тебе разумом, самое время сказать: Хладнокровный подери, да отдам я вам эту церковную десятину, только благословите меня на сбор грибов или на рыбалку. И это не излишняя религиозность. Это почти то же самое, что и уплата взноса на содержание стражи.
А еще Миркон.
Никому не нужно объяснять, что такое опасность. Это когда парень с топором почему-то думает, что ты курица, и нарезает за тобой круги вокруг стола.
Да, я помню, как это было. И помню как Миркон следил за мной, когда я, холодея от ужаса, лазил за десятки метров от его могучего древнего тела. Следил, да, я не стараюсь выдать панику своих инстинктов за их же впечатлительность. Кости Первого, никто еще за мной так пристально не следил, даже Рем во время дележки общака.
Но не будем о плохом. Лучше окунемся в ночной мир Живущего леса.
С чего бы начать… Могучие древа теснят друг друга, намертво схватываясь железными лапами ветвей, яростно сцепляются корнями, стремясь перебороть десятки ближайших конкурентов, из-за чего дно этого зеленого океана почти полностью охвачено узловатыми щупальцами. Перекликаются, воют и лютуют невидимые во тьме твари, борясь за места повыше в лесной пищевой цепочке. Мимо проносятся звенящие стаи светлячков, на мгновенье наполняя мир вокруг тебя театром мелькающих теней. Зловеще и притягательно мерцают потусторонней жизнью древние лишаи кристаллов, проедающих деревья насквозь, а порою полностью покрывая их колючей бугристой корою.
Раньше из этих кристаллов делали оружие которое очень ловко вспарывало тяжелые доспехи, но потом несколько воителей заметило, что они, Первый побери, остались без возможности иметь наследников. Потом это заметило еще несколько воителей. А вскоре все, кто пользовался кристаллическим оружием, впали в глубокую депрессию по этому поводу.
В общем, оно не прижилось.
В Живущем лесу обитает, – только по данным переписчиков Зверя, – не меньше ста тридцати тысяч различных форм жизни с крыльями и присосками, с жвалами и клыками, перьями и чешуей, слизью и шерстью. Иногда, со всем вышеперечисленным враз. Уважаема, поощряема и зело опасна работа переписчика Зверя. В помощниках у него не мальчишка, лениво волочащий футляры приборов, а взвод Мастеров Оружия, которым, тем не менее, запрещено убивать нападающих животных. Даже из милосердия, если те вдруг подавятся цепляющимися за небо латниками и будут долго мучиться, задыхаясь и хрипя. Зверокротителей, ввиду их вечного дефицита и болезненной мании величия, на описательные экспедиции назначают лишь в исключительных случаях, когда переписывают одного из Алтарных Зверей.