Отсюда и в вечность
Шрифт:
КНИГА ПЯТАЯ
Блюз сверхсрочника
Глава сорок четвертая
Прюитт почувствовал сильную боль в ране только на следующее утро, хотя это уже не была та острая боль, которая бывает от только что полученной раны.
Боль он переносил без труда. Для него она была не больше, чем
Прюитт очнулся от беспамятства около половины шестого. Во сне ему привиделось, что его посадили в тюрьму за убийство Фэтсо, на этот раз не на какие-нибудь несколько месяцев, а пожизненно. Он даже во сне пытался прогнать эти мысли, но сделать этого так и не сумел, пока не проснулся.
С дивана, где он лежал, Прюитт увидел Жоржетту, сидевшую в кресле и не отрывая глаз смотревшую на него, а неподалеку и Альму, дремавшую в шезлонге.
Прюитт не знал, но понял, что, пока он спал, девушки раздели его, обмыли рану и наложили на нее компресс, а затем туго забинтовали.
— Сколько времени? — спросил он.
— Около половины шестого, — ответила Жоржетта и встала.
Альма тоже сразу проснулась и вслед за Жоржеттой подошла к дивану, где лежал Прюитт.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Жоржетта.
— Болит рана. Повязка, наверное, очень тугая.
— Мы нарочно затянули повязку потуже, — сказала Альма, — ты потерял много крови. Завтра мы снимем повязку и не будем больше затягивать так туго.
— А как рана?
— Ничего страшного, — сказала Жоржетта. — Могло быть и хуже. Мышца не перерезана. В общем, тебе повезло.
— У тебя будет приличный шрам, — заметила Альма. — Но все заживет через месяц-два.
— Вы настоящие медицинские сестры.
— Нам это по профессии нужно знать, — улыбаясь, сказала Жоржетта. — Каждая настоящая проститутка должна уметь перевязать рану.
Прюитт заметил в выражении лиц девушек что-то новое, такое, чего он раньше никогда не замечал.
— А что с другим парнем? — спросила Альма.
— Убит, — ответил Прюитт. — Я убил его.
Улыбки на лицах девушек исчезли, и с минуту они молчали.
— А кто он? — поинтересовалась Жоржетта.
— Сволочь, — сказал Прюитт, а затем неохотно добавил: — Он был начальником караула в гарнизонной тюрьме.
— Пойду приготовлю тебе чашечку бульона, — сказала Жоржетта. — Подкрепиться нужно.
Альма посмотрела ей вслед, а когда она скрылась на кухне, спросила:
— Ты умышленно это сделал?
— Да, — признался Прюитт.
— Я так и думала. Поэтому-то ты сюда и пришел. Не так ли?
— Я собирался вернуться в гарнизон, чтобы меня никто ни в чем не заподозрил. А сюда бы я пришел потом, когда все улеглось бы.
— Давно тебя выпустили из тюрьмы?
— Девять дней назад.
— Больше недели прошло, а ты даже не позвонил
— Мне хотелось все сделать чисто, да и ни к чему ставить тебя под угрозу. Я совсем упустил из виду, что могу быть ранен и не сумею вернуться в казарму.
Альму, видимо, это объяснение не очень удовлетворило.
— Разве Уорден с тобой не разговаривал? — продолжал Прюитт. — Ведь я его просил.
— Он со мной виделся в городе, от него я и узнала, что ты в тюрьме. Разве ты не мог написать мне письмо?
— Мне нельзя было писать писем.
— Ну, если нельзя было, тогда…
— А Уорден?.. — прервал Альму Прюитт, но не договорил.
Она взглянула на Прюитта, ожидая вопроса, но он молчал, и Альма сказала:
— Уорден вел себя как настоящий джентльмен, если ты это имеешь в виду.
Прюитт попытался себе представить Уордена джентльменом.
— Он джентльмен просто на редкость, больше чем кто-нибудь другой, — добавила Альма.
— Уорден неплохой парень.
— Очень неплохой.
Прюитт хотел было что-то возразить, но потом передумал и сказал:
— Ты не знаешь, как там было, в тюрьме. Тебе даже представить трудно. Все четыре месяца я только и знал, что дожидался, как бы поскорее заснуть, чтобы забыться.
Тень жалости к Прюитту скользнула по лицу Альмы, она нежно улыбнулась и сочувственно прошептала:
— Тебе, конечно, пришлось нелегко. Извини меня, если я чем-нибудь тебя сейчас обидела. Это вышло как-то помимо моей воли. Ведь я тебя очень люблю.
Прюитт взглянул на Альму и подумал, что она, наверное, действительно сильно любит его. Такие, как Альма, редко признаются мужчинам в своих чувствах и еще реже бывают искренними. А сейчас Альма произнесла слова любви так нежно, что никаких сомнений в ее искренности и быть не могло.
— Поцелуй меня, — осторожно попросил Прюитт. — Я здесь уже давно, а ты ни разу не поцеловала меня.
— Ты ошибаешься, — сказала Альма. — Ты спал и ничего не почувствовал.
Альма придвинулась к Прюитту и поцеловала его в лоб.
— Да, тебе пришлось нелегко, — сказала она.
— Но другим было еще труднее, — ответил Прюитт, вспомнив о Бэрри и Анджелло Маггио. — Видно, мне больше не суждено служить в армии. Даже поправившись, я не смогу вернуться в гарнизон. Сегодня им все будет ясно, и они станут искать меня.
— Что же ты намерен делать?
— Не знаю.
— Здесь ты будешь в безопасности. Нас никто не знает, и ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь, — сказала Альма и бросила вопросительный взгляд на Жоржетту, выходившую из кухни с чашкой бульона в руках.
— Я не против. Пусть остается, — улыбаясь, сказала Жоржетта. — Ты об этом хотела меня спросить, Альма?
— Спасибо, ты настоящий друг, Жоржетта, — обрадованно ответила Альма.
— Меня будут искать как убийцу, — задумчиво произнес Прюитт, а Жоржетта, как будто не расслышав, что он сказал, спросила: