Оттенки изумрудных глаз
Шрифт:
И реальность вдруг начинает сползать, дрогнув.
Пальцы сильнее вцепились в пропитанную мятным терпким запахом ткань и потянули ее наверх. Я поглубже вдохнула, погружая в себя его тепло.
И в груди просыпается саднящая, сладкая дрожь. Заглушающая мысли, притупляющая боль и холод. Так сильно, что я даже забываю о словах благодарности, автоматически шагая вперед за маячащей впереди фигурой трикстера.
Погружаясь в собственные густые мысли. Так и оставив руку на плече, придерживая ею невероятно мягкую ткань.
Тепло. Неверяще. Громко о чем-то кричаще.
И
А подошвы продолжают проминать податливый снег.
Ткань греет, льнет, обвивает будто второй кожей. И я впитываю, вдыхаю, вбираю полностью.
И холод уже не тревожит мое успокоившееся сердце.
***
Сижу, зарывшись в неизменно теплую зеленую ткань, смотрю перед собой, глубоко задумавшись. Звуки тихого дыхания отчетливым эхом отдаются от ледяных стен, бьются об одну, другую, и затихают, упав в припорошенную снегом землю. В пещере, которую нашел Локи для укрытия и восстановления сил.
Здесь невероятно тихо, замкнуто и даже светло — мы расположились недалеко у выхода, чтобы сразу увидеть опасность, если она будет.
Опомнившись, я выпрямляю затекшую спину и медленными движениями стягиваю лямки отяжелевшего рюкзака с плеч, бросая его в снег рядом с собой.
Подцепляю кончиками онемевших пальцев ткань, соскальзывающую с плеч, и плотнее укутываюсь в нее, тяжело выдохнув. Облачко пара вырывается из-под дрожащих посиневших губ, исчезая в льдистом воздухе.
Саднящая боль все еще тревожила истерзанную ладонь. Я спрятала ее под зелеными складками, случайно коснувшись жалистого снега раной и прерывисто зашипев. Запятнанная красным рука перекрасила белую поверхность.
Но в целом спокойно. Равнодушно. Послебитвенно.
Расслабленно.
В голове лениво-медленно шевелятся мысли, валятся друг на друга, пропадают и вновь появляются.
Резко шлепаются на дно сознания, когда передо мной падает на промерзший насквозь снег охапка одинаковых поленьев.
Я непонимающе вскидываю голову, поднимая воспаленные глаза на Локи, что возвышается рядом со мной. Его глаза скользят по моему уставшему, слегка сморщенному от теплой, свежей эмоции лицу.
— Разожги огонь, — требует он, небрежным жестом приглаживая растрепанные после битвы и колючего ветра, что теперь бушует снаружи, волосы. Я удивленно пялюсь на дрова.
— Откуда ты их взял? — недоуменно и хрипло вопрошаю я, подтягивая зеленую ткань повыше и выпуская ее из пальцев здоровой ладони, приготовившись использовать свои растекшиеся по организму остатки энергии.
В ответ на мой вопрос поленья вспыхнули изумрудным свечением, заставив вздрогнуть от неожиданности и подтянуть колени поближе к груди.
Наколдовал, значит.
Я слегка киваю плещущемуся внутри пониманию и поднимаю озябшую руку, принимаясь осторожно взывать к своей силе. Чувствуя чуткий сигнал, который предвкушает боль. Нити нервов начинают потихоньку растягиваться, пробуждая уснувший было страх. Он принимается ворочаться в сердце, тискаться, вызывая жар, холодный пот и прожигая еще тлеющие раны.
Магия кое-как
Я хмурюсь от легкой головной боли, что рябью подергивает виски. Напрягаю ладонь, представляя, как дрова начинают полыхать живым огнем. Как он лижет их черным языком, обугливая, обращая в пепельную пыль.
Вторая, раненая ладонь против моей воли тоже начинает нагреваться. Жар пропекает рану так, что она, кажется, начинает шипеть и бурлить. Вот-вот разорвется, и из нее потечет свежая кровь.
Я прищуриваюсь, втягивая холодный кислород в стиснутые легкие. Осторожно вытаскиваю обожженную руку из-под теплого плаща и выпрямляю ее в воздухе наравне со здоровой.
Снова мысленно приказываю огню зажечься в руках, протанцевать на кончиках пальцев и перебраться на лакомство в виде сухих дров.
Боль просекает острием ножа ладонь в отпечатках крови. Она содрогается от нее, бьющей навылет.
Я неслышно вскрикиваю в сжатые зубы, машинально сжимая руку в кулак. От этого боль снова хлестко ударяет, щиплет, проедает кислотой кожу аж до мяса.
Черт.
Я жмурюсь, отползая спиной назад, вздрагивая ею, так и держа растерзанную ладонь в воздухе, благо он холодный и самую малость притупляет вскинувшуюся, дерущуюся боль. Которая тянет, ревет, выворачивает, выдавливает соленые слезы над раной, чтобы побольше выесть свежей крови.
Пока эти перебои ощущений не стирают узкие изящные пальцы, накрывшие руку. Прямо внутрь, в разорванную, вскрытую кожу.
— Скажи, я всегда буду зализывать твои раны?
Его голос сладкой патокой вливается во взбитую болью душу. Я позволяю себе облегченно вздохнуть, хотя лоб все еще пересекает морщина не уходящего чувства.
Пальцы умело ведут по вскрытым ранам, и я буквально физически ощущаю, как они мучительно медленно затягиваются. Напряженные скулы свело. Я прикусываю щеку изнутри, стараясь не издавать ни звука.
Тихонько приоткрываю глаза, смотря на неизменное, расслабляющее глаз свечение, рвущееся из-под белоснежной кожи.
— Я и сама бы зализала, если бы умела, — слабо усмехаюсь я, переводя взгляд на лицо трикстера, который склонился над моей ладонью. Он заканчивает, напоследок проводя прохладными пальцами во всей руке, отчего кожу пронзают электрические заряды, один за другим. Выпрямляется и сдержанно смотрит в мои глаза.
— Такая стихия, как огонь, не может лечить. Только причинять боль.
— Это я уже поняла, — бормочу я, выдавливая из себя слабую улыбку и поднимая ладонь на уровень своего лица. Кожа целая, залеченная, ни единой царапинки. Даже пятна засохшей, шелушащейся крови исчезли. — Спасибо.
Благодарность срывается с губ и ускользает в ледяные глыбы, застревая там.
Локи сухо кивает и отходит в сторону, возвращаясь к своим делам. Я снова перевожу задумчивый взгляд на сухие поленья.
Несмело, будто сгущенный воздух вокруг меня умеет обжигать при любом движении, поднимаю обе здоровых ладони на уровень дров. По телу все же прошелся неприятный зуд, заставив кончики пальцев максимально напрячься.