Отто Шмидт
Шрифт:
Вышедшему позднее из Архангельска «Герцену» до острова Рудольфа добраться не удалось. С трудом дойдя до Земли Франца-Иосифа, он вынужден был зайти в бухту Тихую острова Гукера. Поэтому, быстро закончив разгрузку «Русанова», оставив строителей на острове Рудольфа, мы поспешили в бухту Тихую. Там груз с «Герцена» был взят на «Русанова», и ледокольный пароход вновь пошел к острову Рудольфа. Второй поход был еще тяжелее. На этот раз возникла опасность зазимовать во льдах. Однако самоотверженная работа команды увенчалась успехом — «Русанов» вторично добрался до острова Рудольфа. Выгрузив содержимое своих трюмов и взяв на борт строительных рабочих, «Русанов» вышел в обратный путь.
Задача была выполнена — все необходимое для устройства базы находилось на острове, постройки вчерне закончены, и у меня не возникало ни малейших сомнений, что прекрасный коллектив зимовщиков под руководством начальника станции, молодого полярника Я. С. Либина, неоднократно зимовавшего со мной, отлично справится с подготовкой базы к обслуживанию воздушных кораблей» (Папанин, 1940, с. 32).
Результаты деятельности Папанина на острове Рудольфа спустя год описал корреспондент «Правды» Бронтман: «На пустынном угрюмом берегу бухты Теплиц вырастал целый поселок. Там соорудили два больших жилых дома (каждый по восемь комнат), просторный скотный двор, великолепную баню, два технических склада, продовольственный склад, гараж для вездеходов и тракторов, механическую и столярные мастерские. Чуть на отлете была воздвигнута радиостанция, которая в будущем должна была поддерживать регулярную радиосвязь с зимовкой на Северном полюсе и материком. Мощность станции довольно значительная — 300 ватт…
…На острове остались зимовать двадцать четыре человека — строители, механики, авиатехники. Они закончили стройку самой полярной станции, расчистили, разметили и оборудовали аэродром, перевезли туда пятьсот сорок бочек горючего (свыше ста тонн. — В. К.), образцово подготовились к приему и обслуживанию северной воздушной экспедиции» (1938, с. 21). Корреспондент не отметил важнейшей особенности этой стройки — впервые в мировой практике (как и многое другое в подготовке полюсной экспедиции) строительство взлетно-посадочных полос для тяжелых самолетов происходило на леднике. Этот опыт позднее не однажды пригодился как в Арктике, так и на противоположном конце планеты.
Видимо, на февральской встрече 1936 года руководства Главсевморпути со Сталиным, помимо полюсной экспедиции, также решался вопрос о переброске с Балтики на Дальний Восток первых боевых кораблей. Позднее В. Ф. Бурханов вспоминал: «…в середине марта этого года я совершенно неожиданно для себя получил назначение участвовать в экспедиции по проводке кораблей Северным морским путем» (1959, с. 223) — в качестве флагманского механика. Непосредственное руководство этим амбициозным проектом принял на себя Шмидт, ибо военные моряки на новой ледовой трассе (несмотря на опыт, полученный еще со времен Великой Северной экспедиции) оказались в роли новичков и им еще только предстояло обзавестись необходимыми знаниями нового потенциального театра военных действий с точки зрения требований военно-морской тактики и стратегии. Бурханов по-своему изложил точку зрения Шмидта на предстоящий поход: «Задача не только ответственна, но и грандиозна. Северный морской путь еще не испытан для таких кораблей, какие нам предстоит провести в эту экспедицию по северным морям. Решается историческая задача сделать Северный морской путь доступным для плавания военных кораблей и тем самым повысить его значимость для нашей страны» (Там же).
Видимо, еще одна встреча Шмидта (судя по журналу посетителей Великого Диктатора) со Сталиным имела место накануне похода миноносцев 14 июня или 4 июля. Уже 28 июля Шмидт на «Литке» встретил миноносцы «Сталин» и «Войков» в Сороке, куда корабли прошли Беломорско-Балтийским каналом, целиком по внутренним водам. Это позволило сохранить начало похода в тайне от посторонних ушей и глаз. Оба миноносца относились к типу «Новик» эпохи Первой мировой войны. Они не отвечали условиям не только Арктики, но и открытых акваторий Мирового океана. Однако лучшего у Страны Советов в те годы просто не было.
Окончательно походный состав отряда сформировался в Маточкином Шаре, где к миноносцам и «Литке» присоединились транспорт «Анадырь» и танкеры «Лок-Батан» и «Майкоп». Поскольку поход, как и любая значительная военная операция, проходил с соблюдением мер секретности, пришлось принимать меры, чтобы избежать встречи с иностранными судами, возвращавшимися с грузом леса из Игарки. По той же причине не стали заходить в Диксон, где были иностранные суда. На пройденном пути ледовая обстановка оставалась благоприятной. Но восточнее Диксона она изменилась к худшему, так что потребовалось привлекать к ледовой проводке все ледоколы и ледокольные суда, оказавшиеся поблизости. И Шмидт, и Бурханов отмечают недельную задержку, вызванную ледовыми условиями. Они уделяли немало внимания арктической специфике с точки зрения поведения военных кораблей в необычных условиях Арктики. Дневник Шмидта пестрит тревожными сообщениями:
«4/VIII. Лед 2–4 балла, мелкобитый, но стоит густой туман. При маневрах можно столкнуться. Остановились около 32 часов до прояснения. 8 часов. Туман ушел. Пошли. Такой же редкий лед полосами, вперемежку с чистой водой весь день…
5/VIII… Лед за весь день от 1 до 4 баллов… Пройдя траверс Диксона, оказались на широте 80° в несколько более тяжелом льду и решили здесь остановиться, ждать танкеры…
8/VIII. 10 утра. Пошли. При входе в лед — туман. В тумане влезли в лед вместо обхода по кромке. По пеленгам нашли «Ленина». В 18 часов пришли к стоянке, стали на прежнее место у льдины. Туда же с музыкой подошел «Ленин». Стали по четырем сторонам льдины. Посредине толпа: игры, веселье. Стоим, вокруг, по выражению Хлебникова (капитан «Литке». — В. К.),«карусель». Созвал капитанов на совещание. Настроены очень осторожно, предлагали не ходить далеко до окончания разведки «Ермака» и летчиков. Решили все же уходить отсюда: и стоять здесь небезопасно, и моральное состояние падает от долгой стоянки. Пойдем на запад до кромки, потом в сторону островов Арктического института и Известий ЦИК, сколько окажется удобным…
9/VIII. 1 час ночи. Снова туман. Не можем выйти таким большим составом. Не беда, подойдут «Садко», «Анадырь», «Седов», «Ермак» все еще в тяжелых льдах, стремится дойти до воды, обнаруженной Козловым (в ледовой воздушной разведке. — В. К.).
8 утра. «Литке» начал движение. До 10 часов устанавливали караван по местам. В это время следовавший за «Литке» миноносец, не повторив сигналов «уменьшить ход» и «стоп», не дал заднего хода и носом ударился в кормовую скулу «Литке»… флагштоком сломал крыло самолета» (1960, с. 156–157). Эти записи отражают рядовые будни ледового похода, монотонные и напряженные, суровая арктическая обыденность. Однако, если читатель сравнит страницы дневника Отто Юльевича с тем, что было семь лет назад на Земле Франца-Иосифа, разница очевидна. Текст записок стал скупее, суше и одновременно напряженнее, отражая изменения в душе арктического землепроходца, ставшего настоящим арктическим адмиралом — со всей мерой ответственности за порученное дело.
Последнее обстоятельство отметил в своих воспоминаниях Бурханов. Он высказался о специфичных условиях не только особой военно-морской субординации, но и не предусмотренных действующими уставами реалиях Арктики, нередко выступавших в «контрфазе»: «Неудивительно, что некоторые работники штаба считали неправильной тактику выжидания хорошей ледовой обстановки и полагали, что нужно идти и идти вперед, не ожидая ледовой авиационной разведки, так как она проводится только в хорошую погоду, очень редко, и этим, мол, сдерживается продвижение… Отто Юльевич в категорической форме отверг вмешательство в командование операцией и предупредил, что в этой экспедиции, как и вообще в Арктике, необходимо единоначалие.
— Правительство поручило руководство этой экспедицией мне-, я отвечаю за нее персонально. Прошу вносить предложения, обсуждать, советовать, но будьте любезны выполнять принятые мною решения. Вы, военные люди, знаете, что такое дисциплина, и прошу вас понять, что я хоть и ношу гражданскую форму, но являюсь в данный момент вашим начальником и требую безоговорочно выполнять мои приказания…
Меня поразил контраст. Только час тому назад мы так мирно, так «демократично» беседовали… и вдруг Отто Юльевич преобразился. Сейчас это строгий, требовательный командир, очень твердо и даже несколько резко положивший конец разгоревшейся дискуссии» (1959, с. 233–234). Подобное проявлялось у Шмидта многократно, причем именно в решающие моменты, — достаточно вспомнить, с какой решительностью он прекратил дискуссии о возможности пешего похода на материк после гибели «Челюскина».