Отто Шмидт
Шрифт:
«Машины с заклиненными льдом винтами бездействовали. Корабли, точно детские игрушки, в непроизвольных положениях, — кто лагом, кто кормой — дрейфовали все дальше и дальше. Скорость дрейфа достигала восьми миль в час… На пароходе «Товарищ Сталин» в машинное отделение через большие пробоины в бортах хлынула вода, которую едва успевали откачивать непрерывно работающие насосы. У всех судов было много поломанных шпангоутов. Наш караван состоял из побитых, аварийных кораблей. Здесь к нам присоединился следовавший из бухты Кожевникова пароход «Диксон». Дни текли, а впереди ничего благоприятного не ожидалось. Алилуйщиной Арктику не завоюешь. Она жестоко мстит тем, кто пытается «забросать ее шапками». Арктика не прощает ошибок. Сейчас мы расплачивались за
5 октября к нам на выручку вышел из Чаунской губы «Красин»… Сложная ледовая обстановка давала основание сомневаться в благополучном исходе плавания «Красина»… До отказа загрузив ледокол углем, капитан Белоусов повел его на запад… Запасы угля постепенно сокращались, и, подходя к меридиану островов Петра, капитан окончательно убедился в бесплодности всей операции. На обратный путь угля явно не хватало… Семь суток пробивался ледокол и лишь 20 октября, затратив 900 тонн очень ценного теперь топлива, подошел к каравану» (Рузов, 1957, с. 210–212).
В создавшейся ситуации не оставалось ничего другого, как искать подходящее место для зимовки — с общего согласия остановились на бухте Кожевникова при входе в Хатангский залив. 20 октября на траверзе острова Преображения «Красин» (как отмечено ранее) получил приказ выводить изо льда «караван трех кораблей» в составе «Седова», «Садко» и «Малыгина», но было уже поздно… Комментарий Рузова многое объясняет: «Красин» еще не закончил крайне сложной операции по проводке нашего каравана в бухту Кожевникова; угля на ледоколе оставались считаные тонны, а тут еще такое странное предписание… Видимо, в кабинетах Главсевморпути на улице Разина не представляли истинного положения дел» (1957, с. 214). В создавшейся ситуации бухта Кожевникова для шести судов каравана осталась недостижимой мечтой…
Командования каравана 1 ноября решило отправить пассажиров с необходимым количеством продуктов и вещевого довольствия на борт «Красина». В опустевших угольных бункерах для вновь прибывших были построены многоэтажные койки. «Красин» достиг бухты Кожевникова, где и зазимовал. На оставшихся шести судах 146 моряков и полярников также стали готовиться к зимовке. Было решено организовать дрейфующую научную станцию, поскольку научного персонала в караване оказалось вполне достаточно. Забегая вперед, лишь отмечу, что наиболее интересные данные были получены по гидрологии района в специально построенном на льду гидрологическом павильоне под руководством Н. М. Сторожева: более 2 тысяч наблюдений за дрейфом льда, более 1200 инструментальных наблюдений за течениями, 500 измерений глубин, свыше 400 измерений температур воды и т. д. Научные наблюдения в майне, куда на тросах опускались приборы, привлекли внимание морской фауны — в пробитой во льду майне время от времени возникала морда… моржа, которого после небольшой рукопашной схватки все же удалось отвадить. Под руководством Олив успешно трудилась аэрометеорологическая группа и т. д. Чтобы не страдать от безделья, многие зимовщики занимались охотой на песца (что требовало регулярных обходов пастей и замены привады), а также учебой. В качестве лекторов и преподавателей выступали крупные специалисты из персонала экспедиций и полярных станций, не попавшие к месту назначения. В походах по окрестностям и между разбросанными в процессе дрейфа кораблями биолог-охотовед Г. Л. Рутилевский из Арктического института заслужил славу полярного следопыта. Разумеется, были семинары парт- и политпросвещения, работали курсы по повышению квалификации штурманского состава и т. д. — одним словом, люди не сидели без дела.
Условия жизни на судах определялись полярным опытом капитанов, который был разным. «Капитан парохода «Диксон» Анисим Зиновьевич Филатов не был новичком в Арктике. Вот почему, когда вопрос о зимовке каравана стал для него очевидным, он предусмотрел все мелочи и позаботился, чтобы команда его судна не терпела
Каждый визит Филатова на ледокол имел практический смысл. После долгих споров с начальником каравана он получал разрешение на продукты, одежду, горючее. Капитан не медлил и, пока начальство не передумало, тут же грузил все на нарты, которые дружная команда диксоновцев, преодолевая два километра торосистого пути, доставляла на пароход «Диксон».
Филатов, всегда жизнерадостный, энергичный и веселый человек, поддерживал неизменно хорошее настроение своей команды и пользовался в караване заслуженным авторитетом» (Рузов, 1957, с. 228). Показательный пример человека на своем месте.
Папанинцам (такое название закрепилось за персоналом «Северного полюса-1» на десятилетия) о происходившем на трассе стало известно из сообщений радио. Неожиданные новости озадачивали людей, привыкших под водительством Шмидта к победам, и их реакцию можно проследить по мемуарным изданиям различных лет. Так, в первом издании папанинской книги «Жизнь на льдине» отмечено за 3 октября: «Днем нам рассказали по радио о врагах народа, вредителях и диверсантах, пробравшихся в Главное управление Северного морского пути» (1938, с 111). Эта тема получила на страницах книги развитие: «В этом году к празднику 20-летия Октябрьской социалистической революции работники Севера должны были преподнести подарок стране, а вместо этого получилось так, что почти все ледокольные суда зазимовали» (Там же, с. 132). Далее: «Полярники потеряли бдительность, считали, что «шапками закидаем» Арктику, а результаты получились плачевные» (Там же, 135). В сходных выражениях реакция на провал навигации 1937 года преподносится и в книге Кренкеля «Четыре товарища», издания 1940 года: «Да, вредители потрудились. Ах, сволочи…» (с. 224). Учитывая редакционные нравы той поры, трудно понять, отражают ли эти ремарки точку зрения авторов или являются откровенными редакторскими вставками.
Соответствующие страницы из дневника П. П. Ширшова (2005), опубликованного недавно, очевидно, ближе к реальному восприятию очередной новости обитателями льдины: «Русанов» сломал оба винта и сейчас беспомощно стоит в Тихой вместе с «Рошалем» и «Пролетарием». «Таймыр» послан ему на помощь, но где-то на подступах к ЗФИ встретил тяжелые льды. Москва обещала послать на помощь «Ермак», но он тоже бьется со льдом, проводя 8 пароходов. Два дня назад получили телеграмму от Самойловича: «Поехали догонять вас. За девять дней продрейфовали 53 мили на север», — с грустью сообщают с «Садко».
— Ну и год какой-то проклятый! — мрачно сказал Иван Дмитриевич.
Итог года более чем печальный. Три парохода («Седов», «Малыгин» и «Садко». — В. К.)дрейфуют на север куда-то в неизвестность. Где-то застрял «Литке» со своим караваном. «Ермак», по-видимому, ставит восемь судов на зимовку. «Красин» пошел на помощь и тоже, наверное, застрял. А теперь последний из ледоколов, «Русанов», застрял в Тихой.
— Вот страхотища-то! — резюмировал Эрнст наши печальные разговоры. Страшно! Другого слова не придумаешь.
— Арктика показала зубы, — сказал Иван Дмитриевич.
Не хочется думать об этом, но действительно страшно!
Я долго не мог заснуть. Ворочаясь в мешке, я мог отогнать настойчивые мысли: что же будет с навигацией в 1938 году? Что будет, когда лед начнет давить пароходы? Что будет зимой в районах, куда ничего не удалось завести? А на «Малыгине», «Седове», наверное, нет зимовочного запаса, нет зимней одежды. Успехи последних лет настолько вскружили головы, и Морское управление составляло графики движения судов, как будто плавали они на Черном море, а не в Арктике» (2005, с. 186).