Отверженный IX: Большой проигрыш
Шрифт:
Но в Павловске было принято обращаться ко всем членам семьи Седовых-Белозерских исключительно по титулу, как, впрочем, и к другим аристократам; и я не видел смысла сразу идти наперекор установившимся в имении обычаям. Если уж что-то и менять, то постепенно, а не с первого же приезда. А ещё я отметил, что не знаю отчества конюха. Раньше мы с братом всегда обращались к нему по имени, хоть и на вы, а теперь мне это казалось не совсем правильным — всё же он годился мне в деды. Но выбора не было.
— Я тоже рад Вас видеть, Семён! — сказал я. — Седлать будем Тайгу, и я сам хочу всё сделать.
— Как скажете, Ваше Сиятельство! Пройдёмте тогда! Сейчас вот только седло возьму.
Конюх на удивление резво сбегал за седлом, а заодно принёс и яблоко. Не забыл. И снова предательский ком подкатил к горлу. Очередное воспоминание детства накрыло меня с головой — я с отцом прихожу в конюшню, Семён даёт мне яблоко, я угощаю лакомством лошадь, и лишь после этого мы начинаем занятие. Похоже, в отчем доме меня ждало ещё много таких воспоминаний-вспышек.
Моя гнедая лошадка ждала меня в стойле и, казалось, была полностью погружена в какие-то свои лошадиные мысли. Лишь когда я подошёл к ней совсем близко, она обратила на меня внимание — слегка повернула голову в мою сторону.
— Ну здравствуй, Тайга! — сказал я и погладил лошадь по шее. — Соскучилась?
Тайга фыркнула, бросила на меня быстрый взгляд, после чего уставилась на яблоко. Положив угощение на ладонь, я протянул его лошади, та быстро схватила «вкусняшку» губами и принялась жевать. А я снова её погладил и сказал:
— Похоже, не особо соскучилась, но, надеюсь, ты меня хотя бы вспомнила.
После этих слов Тайга перестала жевать, снова фыркнула и ткнулась мордой в мою руку. Всё же она меня узнала.
Глава 22
Немногим более месяца назад Российская Федерации выдвинула Тюркскому каганату ультиматум, в котором содержался ряд требований, и в случае неудовлетворения этих требований, Новгород обещал объявить Туркестану войну. И я знал, что в случае её начала, мне придётся в полной мере участвовать в боевых действиях. Соответственно, к этому надо было готовиться, чем я и занимался всё это время.
Впрочем, занимался я не так активно, как во время подготовки к поединку с Хосе Вторым — не более четырёх часов в день. Поэтому у меня находилось время и для полноценного отдыха, и для общения с Милой. Мы с ней встречались в Новгороде, это было немного неудобно, зато романтично. Мы гуляли по набережной Волхова — несмотря на снег и зимний ветер, это доставляло нам удовольствие; сидели в различных уютных кафе, дважды были в театре, а один раз даже забрели в зоопарк.
Помимо встреч в столице, я два раза гостил в имении Никитиных, и разок мы с Милой ездили на ужин в Павловск. А ещё мы с Андреем съездили в Кутузовку, и я провёл ему экскурсию по академии, после которой брат окончательно утвердился в своём решении перевестись туда. Ещё я помог Алихану переехать в имение Романова. Зачем — мне не объяснили, но явно не просто так.
И надо признаться, такой ритм подготовки мне нравился. Расстраивало лишь то, что бабушка категорически запрещала мне даже подходить к шапке Мономаха. Но она была права — рисковать лишний раз не стоило. Надо было подождать. Неизвестно, правда, сколько, но альтернативы всё равно не было.
А
Время, отпущенное кагану Кариму на выполнение требований ультиматума, пролетело быстро. Ожидаемо никто ничего не выполнил, и двадцатого декабря две тысячи сто двадцать первого года Российская Федерация объявила войну Тюркскому каганату.
Только вот боевые действия никто не начал — ни сразу после объявления войны, ни через день, ни через два. Всё это было необычно и вызывало множество вопросов, и ответы на них я должен был получить на третий день этой странной войны — объявленной, но так и не начавшейся.
Двадцать третьего декабря кесарь Романов собрал в своём родовом имении членов Совета безопасности Российской Федерации, и пригласил на это собрание меня. И мне очень не терпелось узнать, за что мне выпала такая честь, хотя примерно я догадывался. И ещё было любопытно, почему заседание совета кесарь решил проводить не в своей резиденции, а дома.
Ответ на второй вопрос я получил сразу же, едва вошёл в зал, где должно было проходить совещание: за столом, помимо самого Романова, а также председателя дворянского собрания Москвы князя Воронцова, министра обороны графа Салтыков, руководителя администрации кесаря князя Глебова и главы КФБ России графа Валуева, сидела Дана. Это всё объясняло — появляться в здании администрации кесаря ей не стоило.
Я поздоровался и присел за стол. Почти сразу после меня подошли Милютин, Каменский и глава МВД — князь Мещерский. Часы к этому времени показывали ровно двенадцать, и судя по всему, пришли все, кто должен был прийти, потому как Александр Петрович громко произнёс:
— Прежде чем начать заседание совета, я хочу закрыть небольшой должок. Я ничего не забыл, Роман!
Последняя фраза была адресована мне, и так как я ничего не понял, то сделал вывод, что я, в отличие от Александра Петровича, что-то забыл. Пока я об этом размышлял, кесарь достал из ящика стола небольшую коробочку с гербом России на крышке и открыл её. В коробочке лежал орден — почти такой же, как я получил по возвращении из Польши. Романов подошёл ко мне и, протягивая орден, объявил:
— За мужество, героизм, твёрдую гражданскую позицию и огромный вклад в укрепление государственной безопасности России Роман Николаевич Седов-Белозерский награждается орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени!
— Служу Отечеству! — ответил я, принимая орден, и подумал, что всё-таки надо выяснить, что следует говорить в подобных случаях, вдруг когда-нибудь и до второй степени дело дойдёт.
Все находящиеся в зале поднялись со своих мест и зааплодировали. Было приятно. Не то чтобы я особо страдал от тщеславия, но было приятно. А Александр Петрович крепко пожал мне руку и заметил: