Ответ
Шрифт:
— Наверное, по рассеянности, — поддержал Бешшенеи, поглядывая на девушку. — Наверное! — согласилась та. — Кто же входит в чужую квартиру в головном уборе!
Продекан уже нервничал. — Вы утверждаете, следовательно, что все оставили свои головные уборы в прихожей, кроме самого заявителя?
— Меня тогда не было, — возразила девушка, — но коллега Бешшенеи, вероятно, может ответить. — Так и было, — признал студент. — Итак, вы оба утверждаете, — хмуро подвел итог продекан, — что профессор Фаркаш, приказав слуге вынести шапку хунгариста в прихожую, был просто тактичным и предупредительным хозяином дома?
Улыбчивые глаза
Слушание дела на минуту прекратилось, продекан медленно протирал мстительно запотевшие очки. — Господин Бешшенеи помнит также утверждение профессора Фаркаша о том, что химия потому есть наука, заслуживающая внимания, что с ее помощью человек отрицает существование бога. Вы помните это, господин Бешшенеи?
Нескладная голова в белой чалме повернулась к девушке. — Ничего подобного сказано не было, — решительно сказала она, прежде чем студент успел открыть рот. — Профессор Фаркаш этого не говорил.
— Я спрашивал не вас, — раздраженно воскликнул продекан, — а господина Бешшенеи. Ведь вы помните это, не правда ли?
— Но он не может этого помнить, — возразила девушка, — потому что на коллоквиуме ничего подобного сказано не было. — Я попрошу вас, сударыня, отвечать лишь тогда, когда я вас спрашиваю, — скрипуче перебил ее продекан и постучал по столу карандашом. — Итак, господин Бешшенеи, вы помните?
Студент крутил забинтованной головой, искоса поглядывая то на спокойно улыбавшуюся ему девушку, то на продекана. — Точно не скажу, не знаю, — забормотал он невнятно. — Что-то такое помнится, будто…
Продекан встал. — То есть как?!
Студент тупо смотрел на него.
— Только что вы помнили это весьма определенно!
— Дело в том, — неуверенно забормотал Бешшенеи, — что химия, как наука, основывающаяся на опыте, не рассматривает вопрос существования бога, но это понятие… — Он смешался и умолк. — О чем-то вроде этого шел разговор, не так ли? — повернулся он к Юлии Надь.
Девушка, улыбаясь, смотрела прямо перед собой и не ответила. — Так вы помните или не помните? — спросил продекан резко. Студент захлопал глазами. — Утверждать не могу.
— Что именно?
— Что помню.
— Следовательно, вы не помните?
— Этого я тоже не решился бы утверждать, — промямлил студент.
Продекан с тяжким вздохом опустился в кресло. — Пойдем далее… Вы помните, господин Бешшенеи, не правда ли, утверждение профессора Фаркаша, что существование бога противоречит законам природы и выставляет здравый смысл на посмешище?
— Профессор Фаркаш этого не утверждал, — немедленно отозвалась Юлия. Лицо продекана побагровело. — Я спрашивал не вас, сударыня, — закричал он. — И уже просил вас отвечать только на вопросы, задаваемые вам. Сейчас я обращался к господину Бешшенеи! — Юлия склонила голову. — Простите меня, пожалуйста, господин профессор, но, обращаясь к коллеге Бешшенеи, вы взглянули на меня, поэтому я и стала отвечать. Ни этих слов, ничего подобного профессор Фаркаш не говорил.
— Довольно!
— Как угодно, — обиженно сказала Юлия Надь. Бешшенеи покосился на нее, и ему показалось, что в больших черных глазах девушки закипели слезы, а губы по-детски дрогнули. — Я повторяю вопрос, — услышал он скрипучий голос продекана. — Вы помните, не правда ли, процитированное мною заявление? — Так точно, господин
Продекан побелел, его губы и очки мелко задрожали. — Как прикажете понимать вас?
— А так, господин профессор, — радостно ухмыляясь, словно найдя панацею от всех своих болей, заговорил витязь Тибольд Бешшенеи, — а так, что заявление это действительно имело место, но только я не помню, исходило оно от профессора Фаркаша или от кого-либо еще. Я не решился бы утверждать, что это сказал профессор Фаркаш, но не утверждаю и того, что он этого не говорил, а вот кто говорил — не помню.
Поскольку опрос свидетелей, несмотря на все усилия продекана, окончился безрезультатно, а заявитель и обвиняемый не явились, ученый совет университета, собравшись на следующий день, по представлению доверенного лица следствие постановил прекратить и свое решение вместе со всей документацией переслал в министерство. Дисциплинарное дело профессора Фаркаша было, таким образом, окончательно закрыто.
В тот же день витязь Тибольд Бешшенеи, проходя по улице Ваци, нос к носу столкнулся с Кальманом Т. Ковачем. — Почему ты не пришел на слушание дела? — спросил он, подстрекаемый нечистой совестью. Ковач покраснел. — Времени не было, старина. Занят сейчас до чертиков, ты уж прости! — пробормотал он и тотчас испарился. Бешшенеи недоумевая смотрел ему вслед: какая муха его укусила?
Кальману Т. Ковачу вручили повестку от ректора за неделю до этой встречи; в первую минуту он не знал, что с ней делать, и даже не понял, о чем идет речь. Прошло уже девять месяцев, как он написал свое заявление, и с тех пор вся эта история начисто вылетела у него из головы. Еще весной он вышел из университета, поступил на мебельную фабрику своего дядюшки в Уйпеште, летом провел месяц в Швейцарии, а вернувшись домой, уступил настоянию семьи и распрощался с корпорацией «Хунгария». Имя Зенона Фаркаша было почти забыто. Повестка приглашала его третьего сентября в четыре часа явиться в университет, но так как на это время у него назначено было приятное свидание в кондитерской Русвурма, он решил повесткой пренебречь. Ректору написал оправдательное письмо, но отправить его позабыл, проносив в кармане.
В день разбирательства профессор до позднего вечера оставался в своей лаборатории. Он написал ректору заявление с просьбой о годичном отпуске, попрощался с адъюнктом и ассистентом, отправил обоих по домам. Выпроваживал и старого своего лаборанта. — Ну, ступайте домой, Матюш, — решительно сказал он наконец, — мы-то уж вдоволь нагляделась друг на друга за эти шестнадцать лет.
Старый лаборант все возился у мойки, спиной к профессору.
— Что верно, то верно, — проворчал он, не оборачиваясь.
— Ну, в чем дело? — спросил профессор немного погодя. Старик по-прежнему выскребал какую-то колбу. — Чего торопите, не видите, дело у меня! — отозвался он так же хмуро. Профессор подошел к нему, отобрал колбу. — Ладно, ладно, благослови вас бог, Матюш!
— Куда собрались уехать-то, господин профессор? — спросил старик, большими пальцами приглаживая седые усы.
— За границу.
— Очень даже глупо делаете, ежели отсюда уезжаете.
Профессор протянул руку для прощания. Старый лаборант смотрел, словно не видел. — Когда вернетесь-то?