Ответ
Шрифт:
Студентка помолчала, подумала. — Чем можно доказать, господин профессор, что кто-то не богохульствовал и не высмеивал религию?
— Вы правы, сударыня, — с улыбкой согласился продекан, — доказать нечто негативное весьма затруднительно, разве что с помощью такого позитивного, какое полностью исключает указанное негативное. Быть может, вы могли бы процитировать какое-нибудь высказывание господина профессора Фаркаша, свидетельствующее о его благочестии?
Девушка покачала головой. — Нет, этого я не могу сделать.
— Я так и думал, — сухо заметил продекан. — Итак, вы ничего не можете привести в подтверждение своих впечатлений, в то время как обвиняющий
— Доказательства? — переспросила девушка.
Продекан склонился над лежавшей перед ним бумагой. — Я хотел сказать, цитаты, сударыня. Благодарю вас, что обратили мое внимание на неудачную формулировку. — Он взял листок в руки. — Профессор Фаркаш, утверждается в жалобе, сказал якобы дословно следующее: химия лишь потому наука, достойная внимания, что с ее помощью человек отрицает существование бога.
Тонкое белое лицо под тяжелым венцом иссиня-черных волос обратилось к продекану. — Профессор этого не говорил.
— Вот как? — Продекан был недоволен. — Этого не говорил? Быть может, что-либо похожее?
— Он не говорил ничего подобного.
— Вы утверждаете это решительно?
— Решительно.
— Пойдем далее! — Продекан вновь склонился над бумагой. — В жалобе написано, будто бы профессор Фаркаш сказал, что существование бога противоречит законам природы, делает посмешищем здравый смысл.
Девушка покачала головой. — И этого он не говорил!
— И подобного этому не говорил?
— Именно.
— Вы решительно утверждаете это?
— Да.
Продекан пожал плечами. — Дальше! Профессор Фаркаш проводил якобы параллель между богом и асимметрическим атомом углерода, а также призывал вас сделать между тем и другим выбор.
Девушка погрузилась в размышления; она склонила голову набок и большими серьезными глазами следила за какою-то мыслью, как будто невидимо клубившейся за спиной продекана. Мысль эта была, кажется, приятна, ибо мгновение спустя зажгла в глазах студентки маленькие искорки, отразилась в уголках губ, в ямочках на щеках. Она опустила глаза. — Я и этого не помню, господин профессор.
— Чему вы смеетесь, сударыня? — удивился продекан.
Девушка широко раскрыла большие глаза и серьезно, почтительно устремила их на продекана. — Я уже не смеюсь, господин профессор.
— Что вас рассмешило? — сухо спросил продекан.
— Параллель эта, — ответила девушка. И громко рассмеялась, прикрывая рот обоими кулачками, из-за которых виднелись только кончик носа да большие черные глаза. Смеялись и худенькие ее плечи, и ямочки ключиц возле шеи, смеялись даже пальцы ног, спрятанные в туфлях. — Параллель между богом и асимметрическим атомом углерода, — пояснила она из-за стиснутых кулачков, все еще негромко смеясь. — Простите меня, пожалуйста, господин профессор, но ведь это так смешно!
— Вы, следовательно, не припоминаете, подобного утверждения профессора Фаркаша?
— Не припоминаю, — сказала девушка. — Господин профессор Фаркаш не мог сказать подобную глупость. — Продекан пристально посмотрел на нее. — Что мог и чего не мог он сказать, сударыня, судить предоставляется не вам. Вам надлежит сообщить лишь о том, что говорил или не говорил профессор Фаркаш. Вы по-прежнему уверены, что подобных заявлений с его стороны не припоминаете?
Девушка кивнула.
— Спрашиваю еще раз, — сказал продекан. — Вы утверждаете и настаиваете, что ни одно из цитированных мною высказываний не имело места?
— Настаиваю. — Даже в том случае, —
Выходя из кабинета, Юлия Надь обдумывала свое положение: если сейчас она будет уличена, учению в университете конец. Возможны были два варианта: первый — продекан просто брал ее на пушку, чтобы она сбилась и отказалась от своих слов; второй — профессор Фаркаш был допрошен предварительно и, без сомнения, подтвердил верность цитат.
Если так, ее вышвырнут из университета. Юлия Надь вышла в коридор, ясно понимая, что произошло; сильно побледнев и закусив губу, она бросила сердитый взгляд на шагавшего ей навстречу витязя Тибольда Бешшенеи, утерла кончиком пальца выступившую в уголке глаза слезинку и подвела итог своим размышлениям: она не жалела о совершенном поступке.
На голове Тибольда Бешшенеи, второго свидетеля, высился белый тюрбан из бинтов: третьего дня во время демонстрации рабочие основательно избили его в ответ на несколько наглых чванливых замечаний. Избиение нанесло урон не только здоровью витязя, но травмировало также его мужское достоинство, внесло поправки в мировоззрение, даже притупило как будто и память. На вопросы продекана он отвечал крайне неуверенно, ощущая себя между двух огней: если он выступит с обвинениями в адрес профессора Фаркаша, тот, чего доброго, отдубасит его за это, ведь человек-то он поистине бешеный, а если станет оспаривать утверждения Кальмана Т. Ковача, то будет поколочен хунгаристами, невзирая на уже приобретенные увечья — плату за патриотический пыл. Ни то, ни другое витязя не привлекало, его нервы и сегодня еще трепетали от позавчерашней взбучки. Поэтому он ничего не помнил, вернее, все помнил плохо. Однако после часа напряженных усилий продекану теологического факультета удалось все-таки пробудить в травмированной голове студента-философа несколько более или менее определенных воспоминаний. Он снова пригласил Юлию Надь.
— Я хотел бы, сударыня, как-то согласовать свидетельские показания вас обоих, — проговорил он сухим скрипучим голосом. — Возможно, вашу память несколько освежит то, что сообщает господин Бешшенеи, живой свидетель. Вы позволите отнять у вас еще немного времени?
— Пожалуйста, господин профессор, — прозвучал необычайно глубокий голос девушки, заново поражая уже отвыкшие было от него барабанные перепонки продекана.
— Господин Бешшенеи, — продолжал он, — отчетливо помнит заявление профессора Фаркаша о том, что порядок не столь интересен, как беспорядок.
Девушка уважительно окинула взглядом студента. — Это и я помню.
— Прекрасно, — отметил продекан. — Господин Бешшенеи помнит также, что профессор Фаркаш приказал слуге вынести в прихожую форменную шапку студента-хунгариста по имени Кальман Т. Ковач.
— Вполне возможно, — согласилась девушка. — Я пришла немного позднее других, и, вероятно, это произошло до моего прихода.
— Так точно, — сказал Бешшенеи. Девушка, улыбнувшись ему, продолжала: — Помню, в передней, когда мне открыли на звонок, на вешалке было полно разных шляп и шапок. Собственно, я даже не понимаю, зачем коллега Ковач захватил свою шапку с собой в комнаты.