Ответ

Дери Тибор

— Зенон попал в беду, — сказала она просто.

— Кто?

Эстер серьезно, без улыбки смотрела на Игнаца. — Зенон Фаркаш.

— И почему это вас интересует? — злорадно спросил Игнац.

Эстер не потупилась, все так же прямо смотрела ему в лицо.

— Вы знаете, что он мой любовник.

— Все еще?

— Навсегда, — просто ответила она.

Игнац отвел от лица Эстер наглый взгляд, светски любезно склонил голову. — Виноват!

— Ничего, — ответила Эстер тихо, как будто приняла всерьез небрежное извинение. — Можете ли вы помочь нам?

Игнац

помолчал.

— Вы из-за него пытались тогда покончить с собой?

— Да, — сказала Эстер.

Игнац опять склонил голову. — Виноват. Увы, из-за меня вы этого не сделали. — Эстер едва заметно повела плечами, но от всевидящих глаз Игнаца ее презрительное движение не ускользнуло; кровь бросилась ему в голову. — Знаю, что я был для вас лишь прихотью, Эстер. Я подчинился своей судьбе, справился с этим. Но если бы вам когда-нибудь пришло в голову…

— Можете вы помочь нам? — спросила Эстер.

Но Игнац не покинул поле боя; к тому же он не любил, чтобы его прерывали. — Если бы вам когда-нибудь пришло в голову, — повторил он, искусно подрагивая голосом, — что один час интимности может вновь оживить прошлое, тогда подумайте о смиреннейшем вашем почитателе.

Эстер не улыбнулась. — Спасибо, Лаци, — сказала она, глядя на свои туфельки. — Я рада, что оставила приятные воспоминания… Отчего вы не женитесь?

— Я остался рабом вашим, — галантно улыбался Игнац.

Эстер продолжала смотреть на свои туфельки, и только по легкой дрожи паутинок-волос на молочно-белых висках можно было догадаться, что она тихонько смеется про себя. — Ну, будьте же покорны мне, если так! — сказала она очень ласково, и в голосе слышалась улыбка. — Помогите нам!

— Как?

— Профессор Фаркаш был у меня сегодня, чуть не на рассвете, — сказала Эстер и, подняв голову, открыто встретилась глазами с Игнацем. — За восемнадцать лет он сегодня впервые вошел в мой дом.

— И как отнесся к этому ваш муж? — бесстыдно спросил Игнац.

— Разумеется, Зенон не знает, что я сейчас у вас и прошу о помощи, — сказала Эстер, так естественно и уверенно переступая через грязный вопрос государственного секретаря, как в детстве, у себя дома, в степи, перепрыгивала босыми ножками через еще теплые, дышащие паром коровьи лепешки; Игнац смотрел на нее с невольным уважением. — И он никогда не должен узнать об этом! Вы обещаете?

— Извольте, — ответил Игнац. — Но почему профессор Фаркаш посетил вас?

Эстер улыбнулась.

— Вообразите, в университете над ним собираются учинить какое-то судилище! За богохульство.

— Знаю, — раздраженно прервал ее Игнац. — Насколько мне известно, завтра.

Эстер опять улыбнулась. — Завтра.

— Ну-с?..

— И не совестно вам всем? — спросила Эстер, и ее прелестное, по-девичьи округлое лицо стало еще моложе от сдерживаемого смеха. — Взрослые люди играют в такие глупенькие игры!

Игнац собрался было отмахнуться от наивной женской болтовни, ответив снисходительно и успокаивающе, словно ребенку, но слова на полдороге застряли у него в горле: на мгновение в нем забрезжила ошеломительная

догадка, что Эстер, может быть, права. Ее лицо было так естественно и просто, взгляд так ясен, а стройный стан так уверенно крепок, как будто ей известны были ответы на все вопросы бытия — от рождения и до самой смерти. Ответы молодости? Женской мудрости? Но тогда почему она не может разобраться в своих собственных делах?

— Если память мне не изменяет, скандал разгорелся из-за статьи вашего супруга, — коварно напомнил ей государственный секретарь.

На этот раз Эстер не уклонилась. — Если бы я не оказалась тогда в больнице, статья не появилась бы.

Игнац наклонился вперед, глубоко заглянул ей в глава. — Скажите мне откровенно, Эстер, как вы можете в течение восемнадцати лет делить себя между двумя мужчинами?

Эстер опустила веки. — Что корова, что баба, свое возьмет…

— Поэтому?

— Я же не спрашиваю вас, — проговорила Эстер, — как вы можете делить себя между пятьюдесятью женщинами.

В душе Игнаца под мужским самодовольством вдруг словно бы вскочил маленький прыщик, причиняя слабую боль. — Скверно, — признался он против воли. Эстер кивнула. — Догадываюсь. И когда-нибудь поплатитесь за это, да и я тоже. — Голос ее внезапно опять налился сладкой вкрадчивостью. — Но вы еще молоды, вам еще можно вернуться на праведный путь. Женитесь на красивой работящей девушке и поучитесь любить!

— Почему вы не разойдетесь с мужем, если любите Фаркаша? — спросил Игнац.

Эстер покачала головой. — Я нужна ему, — сказала она тихо. — Он очень больной человек, я не могу его покинуть.

— А Фаркаша?

— Никогда!

— Ему вы тоже нужны?

— Да, — сказала Эстер. — А он нужен мне! Вы можете помочь нам?

— Как и в чем? — хмуро спросил Игнац.

— Сегодня утром, — певучим своим говорком стала рассказывать Эстер, — когда я была еще в постели, вдруг является Зенон и объявляет, что завтра над ним собираются устроить судилище и, если это произойдет, он тут же бросает университет и уезжает за границу.

— И это так уж худо? — улыбнулся Игнац, — Или он не берет вас с собой?

— Напротив, зовет.

— Так в чем же дело?

— Я не поеду, — объявила она.

Государственный секретарь вытаращил глаза. — Не поедете?

— Нет.

— Почему?

— Так! — И Эстер дернула плечом. За этим мимолетным движением внезапно привиделась ему другая Эстер, в красном платочке горошком на белокурой голове; она шлепала босиком по грязной деревенской улочке, а сзади громко гоготали гуси… На короткое мгновение государственный секретарь замечтался. Он тоже провел детство в деревне, в имении отца, и сейчас это легкое движение крестьянской молодушки, столь неожиданно вырвавшееся у Эстер на волю, как бы презрев ее городские, аристократические манеры, ее гладкий английский костюм, элегантную велюровую шляпку, пробудило в нем внезапно острую ностальгию; на какую-то долю секунды в душу его закралось подозрение, что живет он скверно и глупо. — Чем я могу помочь вам? — опять спросил он хмуро.