Ответ
Шрифт:
— Откуда им взяться? — буркнул мальчик. — Наследства я не получил. — Старуха с перевязанной головой, лежавшая на третьей кровати от Юлишки, громко застонала и стала ворочаться. — Шестнадцатая тетенька сесть хочет, — сказала Юлишка и, сразу посерьезнев, с напряженным вниманием стала смотреть на приподымавшуюся старую женщину. — Видишь, уже идут к ней на помощь. Ой, здесь такие люди хорошие, куда лучше, чем здоровые, здесь все помогают друг другу!
Балинт неподвижно глядел перед собой. — Может, и мне лечь в больницу?
Девочка серьезно, внимательно посмотрела
— Есть-то есть, — ответил Балинт, — десять дней работаю на стройке, Фери подсобил, устроил. Да что толку!
— Почему?.. Сколько ты получаешь?
— Восемь.
— Ну, значит, ты еще долго на мне не женишься! — воскликнула девочка. — И даже не поцеловал еще!
Балинт не отозвался.
— А до этого где работал?
— Где? — Балинт обвел глазами палату, в которой, как ни была она просторна, его здоровому, чистому телу словно бы не хватало места. Даже к Юлишке, казалось, пристала какая-то грязь!
— Здесь всегда такая вонь? — проговорил он мрачно.
Девочка втянула носом воздух. — Только в первый день, — сказала она. — Сейчас я уже ничего не чую. До этого где ты работал?
— Нигде.
— Как же так? — воскликнула Юлишка. — С самого рождества? Ведь это уж полгода!
— Как-то работал три дня в Киштарче, — сказал Балинт с застывшим лицом. — Очень хорошая была работа.
— Какая?
— Милостыню просил. Мать послала. Взял Бёжи за руку и стал ходить по чужим домам.
Девочка взволнованно заерзала, высоко подтянула под одеялом колени. — Ой, вот уж, наверное, интересно было по чужим домам полазить!
— Очень интересно, — отозвался Балинт все с тем же неподвижным лицом.
Юлишка бросила на Балинта быстрый взгляд и скривила губы. — Фу, какой ты нудный сегодня, Балинт! И почему ты не садишься? А почему только три дня?
Балинт огляделся. — Куда мне сесть?
— Ой, стул-то мой унесли! — воскликнула девочка. — Ничего, садись на кровать. — На кровать не сяду, — отрезал Балинт. — А только три дня потому, что на третий день нас перехватил полицейский и спросил, что мы делаем. Я сказал: милостыню просим, господин сержант! А он говорит: не положено!.. Почему не положено, если я голодный и не могу получить работы?
— А он что сказал?
— Чтоб я помалкивал.
— А потом?
— Оплеуху дал, — с деревянным лицом ответил мальчик.
Девочка посмотрела на него округлившимися глазами, губы ее задрожали, в уголках глаз показались слезинки.
— Ой, какой ты нудный сегодня, Балинт, — сказала она сердито, — ничего толком и рассказать не можешь… Все-таки сядь на кровать-то!.. Ну, а потом где работал?
Балинт присел на край постели. — В марте саман таскал на стройке.
— Это тебе нравилось?
— Нравилось.
— Ну, слава богу! — обрадовалась девочка. — А сколько зарабатывал?
— Двенадцать пенгё.
— Хороший заработок, — серьезно одобрила Юлишка. — На эти деньги можно пару футлей купить. Ты купил?
Балинт не ответил.
—
— Ростом не вышел, — ответил Балинт. — Когда нарастили леса, я уже не поспевал подавать саман мастеру.
— С лесов не падал? — спросила Юлишка. — Папа как-то поскользнулся на них, упал, так чуть ноги не переломал себе. А ты не падал?
— Один раз.
— Ну и что?
— Ничего.
Девочка вдруг наклонилась, придвинулась к нему, ее личико приняло торжественно-серьезное выражение. — Выйди-ка сейчас в коридор, погуляй там немного, — шепнула она, — я вижу, что вон той лежачей тетеньке надо нужду справить. В это время мужчинам в палате быть не положено. Минут через пять возвращайся.
Балинт встал и вышел, стараясь ни к чему не прикасаться. По коридору на каталке с резиновым ходом везли укрытого до самого подбородка мужчину; на его бескровном, белом как мел лице крупными каплями выступил пот. Балинт весь покрылся гусиной кожей и, отвернувшись, подошел к окну, чтобы не видеть больше этой арены распада; однако и внизу, на залитом солнцем дворе, его взгляд опять приковали больные в полосатых, сине-белых, арестантских халатах. У него даже промелькнула мысль — не задать ли тягу: в этом воздухе, который болезнь ежедневно месила бледной своей рукой с отросшими ногтями, который чуть не закипал под ее лихорадочно пылающим взором, Юлишка тоже показалась ему нечистой и чужой. Да он и вообще не жаловал теперь девочек, все они были глупы и нечисты. — Ой, а я уж думала, что ты сбежал, — сказала Юлишка, когда он опять подошел к ее кровати. — Сисиньоре очень обрадовалась, когда увидела тебя?
— Обрадовалась, — коротко ответил Балинт.
— И что сказала?
— Не помню.
— Сказала: диомио, каромио, филиомио, мяу-мяу?
— Угу.
Юлишка обиделась. — Если не смеешься, — сказала она, надувшись, — тогда ступай домой! Мне с тобой скучно, как будто я уже десять лет как твоя жена. Погоди, сперва расскажу тебе что-то интересное!
Балинт опять сел на ее кровать. — Знаешь, Сисиньоре зимой так сильно болела, совсем помирать собралась, — зашептала девочка. — Да я не про это хотела рассказать. Наклонись поближе! На той стороне, как раз против меня, лежит девочка, мне ровесница, так она месяц назад самоубийством кончала. Не гляди сейчас туда!
— Самоубийством? Из-за чего? — спросил Балинт. — Из-за того, — взволнованно шептала девочка, — что в школе у них пудреный обыск был… в школе на улице Безереди… и господин дректор нашел у нее в сумке…
— Кто-кто?
— Как кто? Господин дректор… ну, директор же, — нетерпеливо воскликнула девочка. — Он нашел у нее в сумке пудреницу. Каково?
— И что она сделала с собой?
— Выпрыгнула с третьего этажа, — гордо ответила Юлишка. — Каково?
— Угу. — Балинт отвернулся, уставился прямо перед собой. — Помолчи, — сказал он, когда Юлишка, схватив двумя пальчиками полу его пиджака, стала тянуть к себе, — помолчи минутку. Когда мы вырастем, поедешь со мной на остров?